Напротив Басовых Антонычей - их огороды, а рядом, между домом дяди Лёши и огородами - пожарка. В начале 20-х годов к пожарке и инвентарю относились вполне серьёзно. Стояла там двухпоршневая ручная машина-качалка. На амбарной стене были развешаны шланги, "кишки", как мы их называли. И труба с наконечником-брандспойтом, и даже медная каска для брандмейстера, начищенные до блеска, красовались тут же. Мы, мальчишки, садились на качалку верхом и катались.

Однажды на старом пурусовском заводе, что на бульваре, случился пожар. Мужики вытащили качалку и стали присоединять кишку, и вдруг из качалки вылезли полуслепые котята.

На правой стороне бок о бок к пожарным амбаром - дяди Лёшин осадистый дом. Вот я и "дошёл" до нашего и дяди Лёшиного домов. Собственно, здесь и сконцентрировано кустом всё басовское племя. До нашего дома уже пройденный мною дом Антонычей. Рядом с нашим домом, через дом дяди Ильи Лопатина - старый дом Осипа Ермиловича Басова, а рядом с домом дяди Лёши - домик под высоченной черёмухой - коки Дуни.

Дом дяди Лёши - с входом по крыльцу с проулка, на четыре окна по улице - заботливо, со старанием и мастерством срублен. Широкий и размашистый, он в то же время являл собой как бы полную противоположность дому брата Ивана. Не выделяться, не похваляться, сидеть тихо-мирно, быть себе на уме.

1983 год. А вон и вывеска на дяди Лёшином доме: "МАГАЗИН" Не узнать, так сильно изменился, крыша какая-то не такая, да и крыльцо высоченное. Машинально мы зашли с Катей в магазин "Продукты", то есть в перестроенный дяди Лёшин дом. Прилавки. Торгуют хлебом чёрным и водкой. Есть мелкая рыбёшка и какие-то коробки с чем-то. Окон нет - жалюзи. От старого остались лишь круглая, железом обитая печь да широченные доски полов.

Дядя Лёша моложе нашего отца. Был он невысокого роста, очень широк в плечах, имел прозвище "Квадратный". Низенький, что дуб-крепыш, он был весьма силён и, как две капли воды походил на своего отца, Григория Буяна. Да и сам он был настоящий буян.

Дядя Лёша женился на Ираиде из деревни Вёдрово близ Дунилова. У них было пятеро детей: три дочери - Александра, Антонина, Лидия, и два сына - Григорий и Александр. Так вот тётя Рая (Ираида) была на полголовы выше его ростом, и он, чтобы как-то низвести её до собственного размера, топором отрубал каблуки на её туфлях.

Был очень крутого нрава, в семье держал "дихтатуру". Как и его отец, Григорий Евграфович, во хмелю - драчун. Он и трезвым мог вскипеть и начать буянить, Но когда напьётся, тогда его уже ничто не остановит. Из дома все разбегаются. Он с топором в руках ходит по дому: "А, схоронились! Всё равно найду!". Обычно тётя Рая пряталась у нас. Так он возьмёт оглоблю из саней, подбежит и все окна у нас выбьет. "Всё равно выйдешь!" - кричит, встав с оглоблей в руках посредине улицы.

У нас в доме тоже все в страхе попрячутся, папаша первый. Папаша был страшный трус, драться не любил.

Помнится, отец и дядя Лёша ездили в Южу на базар, продавать валенки. Напились. Дядя Лёша стал обвинять папашу, что тот якобы при разделе, когда дядя Лёша отделился, обманул младшего брата. Поспорили они пьяные. Дядя Лёша - в драку. Папаша - бежать в сани, да погнал лошадь. А дядя Лёша на своем рыжем мерине по кличке "Сокол" за нашим отцом - вдогонку. Отец в таких случаях не уступал драчуну-брату, удирал на вороной кобыле "Чудачке". Тридцать вёрст продолжалась гонка. Отец влетел в дом, и - ворота на запор. Дядюшка Лёша взял кол и выхлестал у нас все окна. "Сожгу-у-у-у!" - кричал. Все попрятались, боялись буяна-мужика. Бабка Алёна смело вышла из дома на дорогу, подошла, потрепала по голове: "Ну, чё ты, дурачок, расходился? Олёшка ты мой... Ну, завтра же стыдно станет, придёшь просить прощения. Айда, спать уложу. Всех в доме распугал. А у нас окна выхлестал. Все, чай, смеются: глядите, люди добрые, как братья Басовы мирно живут..!" И уведёт вмиг присмиревшего Квадратного Алёху в дом спать. А на другой день начинается остекление окон, и братья пьют "мировую". Четверть водки на столе.

Чем он живёт, с кем водит кумовство и любезность, никто ничего про это не скажет. Даже от жены Ираиды Фёдоровны, и от той в особенности, всё в душе на замке.

Неразгаданная личность, и всё в тайне, даже самая малость. Спросите у старшего брата, что он знает? Чем жил, как жил и служил на действительной службе в 312-й Сибирской дивизии брат Алексей, старший унтер-офицер, все те годы? Известно только, что получил он за храбрость Георгиевский крест.

Мало того, что он был очень скрытен, он ещё был и очень жаден. Как говаривала бабка Алёна, у Алёши зимой снега не выпросишь. Справный был мужик: крепкий дом, лошадь, корова. В купцы, однако, не лез.

Одно было очевидно: он ненавидел советскую власть. Когда начались эсеровские восстания, он собрался вместе с сослуживцем по Сибирскому полку Ляпиным Иваном Николаевичем против советской власти воевать. Мать не пустила. Так он тайком ушёл, сказавшись, что едет дальние покосы смотреть.

В 1930 году был арестован и отправлен на Север, сначала - на Соловки, затем на Лодейное поле - в Свирский ИТЛ, потом в Кировск.

После ссылки проживал в г. Шуе. В 1947 году стоял у гроба старшего брата Ивана.

Тётя Рая, родом из деревни Вёдрово, была бабой глупой и завистливой. Вот один пример. Дядя Лёша воевал в Германскую на Турецком фронте, был ранен и наградили его Георгиевским крестом. Пришло письмо от полкового начальства. Тётя Рая - к нам.

- Братец, от Олёши казённое письмо, ранен.

Папаша прочёл письмо из полка. Турецкий фронт. Действующая армия. Старший унтер-офицер Алексей Басов за героизм и мужество был награждён Георгиевским крестом 4-й степени.

- Что же ты его оплакиваешь, невестка? - сказал папаша. - Радоваться должна - живой. После лазарета получит отпуск, приедет на побывку. Ну, Олёха! Ну, герой!

- Кровь же пролил, братец! - не унималась ясноглазая, щекастая сноха. - Кровь ведь пролил! А у него детки. И чего не всех берут, а по выбору. Тебя вон оставили с "белым билетом", а ты здоров!

Папаша, горько кашлянув, вышел из избы.

- Позавидовала. Эх ты, Раида-Раида, - сокрушённо вздохнула бабка Алёна. - Бога-то побойся. Кто тебе каждый год пашет, сеет, убирает, как не Иван. Всех бы ты со своей злостью вёдровской загнала в окопы. У тебя двое, ты за них заступаешься. А у Маши, уйди Иван на войну - сколько за материн подол ухватятся? Шестеро.

- На этом и простите, маманя. Шла, думала - посочувствуете. Всё же мать родная. А вы, видно, только одного сына и любите, Ивана. Дали нам Анну Горбатую при разделе. А себе, Ивану, всё остальное! - разошлась, поливая всех упрёками, бесхитростная Ираида. Она и не такое ещё могла сказать, не стесняясь в выражениях и не отдавая себе отчёта, можно или нельзя такое говорить. К этому все привыкли и не обижались.

- Ступай домой, сношенька. Не мути нашу воду. Анна, вишь, ей не по душе. Не подумала ты, что на Анне весь дом стоит? "При разделе", - переговорила бабка Алёна. - Как не стыдно о живом человеке такое говорить. Делят скот, вещи, тем всё равно, кому принадлежать. А она, чай, живой человек, сама выбирала, с кем ей жить. Выбрала вас, помочь вам хотела, детей твоих вынянчила. Эх Раида-Раида, креста на тебе нет. Всех бы ты в грязь втоптала без разбору. Видно, мало тебя муж учил, прости меня, Господи, грешную.

- Вот-вот, маманя, ты и проговорилась, - с жаром продолжала Ираида. Последние слова свекрови поддали пыла её необдуманности и необузданности. - За что меня муженёк мой, твой сынок, кулаками угощал, как не за неё, не за свою любовницу! - перешла она на крик.

- Раида, побойся Бога!

А на деревне ходили слухи, что есть что-то между дядей Лёшей и Анной Горбатой.

Кока Анна всю жизнь прожила в семействе Басовых. По рождению - из Куклиных, она приходилась Ивану Николаевичу Куклину двоюродной сестрой. Но с девчонок была в работницах у Григория Евграфовича Басова при молодой ещё тогда бабке Алёне. Работящая, сильная, как мужик, она в хозяйстве всё могла делать. На правах няньки она вырастила почти всех детей Григория Евграфовича и Алёны Фёдоровны: Михаила, Марью, Ивана, Анну, Алексея, Надежду. Всех, кроме самой старшей Александры, рано выданной замуж.

Всех-то она ездила крестить в Вареевскую церковь, оттого и звали её "кока", что значит, крёстная.

Однажды поехала она с Григорием Евграфовичем на базар, да и случилась беда. Снасильничал Гриша Буян. Сопротивлялась, да где же было выстоять против пьяного мужика. Обещал выдать замуж, дать приданое, да и тут обманул. Ну, а дальше пошло-поехало по наезженной дорожке.

Алёна Фёдоровна, почуяв неладное, учинила девке допрос. Анна рассказала, как всё было, в слезах призналась, что "живёт" с хозяином второй год. У Алёны Фёдоровны не нашлось слов осуждения для Анны. Обняла она "грешницу", как несчастную младшую сестру, - расплакались обе. Простила её. Анна ходила по дому, прибитая стыдом, рвалась в монастырь, под чёрный клобук, Алёна Фёдоровна отговорила. Осталась Анна жить в доме.

Пыталась Алёна Фёдоровна выдать Анну замуж. И женихи находились, и приданое собрали. Не пошла Анна. "А что я своему будущему мужу скажу, коль спросит, почему честь девичью не соблюла?" Осталась Анна навсегда в девках, вину свою старалась загладить работой, уходом за детьми.

Крестьянская работушка, она кого угодно укатает. В сенокос убирали вику на сеновал. Подняла Анна на вилы страшную тяжесть - едва ли не пол-воза. Осилить-то осилила, да хрустнуло что-то в спине.

С годами что-то стало пригибать её к земле. А к сорока годам согнуло надвое. С тех пор ходила кока Анна, переломившись в пояснице, руки - за спину, отсюда и прозвище "Горбатая".

Даже и к старости она была по-прежнему сильна, ходило шагасто, любая работа горела у неё в руках. Ни увечье, ни обречённость на одиночество не сломили её духа. Чужие дети, забота о них создавали иллюзию материнства.

Когда Алексей Григорьевич заявил брату Ивану, что намерен делиться и пойти жить в свой дом, кока Анна ушла к Алексею. Сколько было догадок и пересудов среди деревенских баб. Будто Анна неспроста стала подлинной хозяйкой в доме молодого Алёхи Квадратного. Болтали, что низкорослый и широкоспинный Алёха Квадратный - фигурой вылитый отец Гришка-Буян и такой же драчун во хмелю - будучи неженатым и отделённым от брата, держал Анну, бабу ещё крепкую и не совсем горбатую, за жену. Хоть на язык соли насыпь - будто бы и ребёночка приспали. А Алёха-то будто бы и благословенья просил у матери на жизнь с Анной. Только это всё враньё.

Вскорости взял Алёха в деревне Вёдрове под Дуниловым красивую девку Ираиду. Пришла молодуха, а в доме-то уж есть хозяйка. Но, ничего, помирились.

Поговаривали по деревне, будто кока Анна своего младенца отправила в глухую деревеньку под Южу, и раз в год наведывалась тайком. Да мало ли что бабы деревенские наговорят, Не такая кока Анна, чтобы своего ребёночка бросить.

До конца дней своих сохранила кока Анна собачью преданность семье дяди Лёши. Вынянчила, вырастила пятерых детей: Александру, Антонину, Лидию, Григория и Александра. Тоска ли по неутолённому материнству, но приросла она к семье дяди Лёши крепко-накрепко, как гриб чага к стволу берёзы. А когда для семьи наступили лихие времена, разделила участь её членов. Не знаю, как она жила дальше, только сказали мне, что умерла она в Шуе, год или два спустя после бабки Алёны. Их и положили-то рядышком на Петропавловском кладбище у посёлка Яскино.

ЧАСТЬ 1.   ПАНОВО и ПАНОВЦЫ     

Стр.23 из:   1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33   Читать дальше 

НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ