И вот уже все пьяны. Поночёвщики обнимают падких на ласки баб. Маслянеют глаза у бабёнок. Гости рассказывают про свои ночные блуждания. Подмигивая, намекают на нечистую силу. Осоловелыми глазами ищут на головах у баб чертячьи рожки. Щупают повизгивающих хозяек: нет ли под подолами ведьмачьих хвостиков.
Поутру поночёвщикам не до опохмелки. Прощаясь, целуют хозяек-милашек и с опаской косятся на иконы в киотах. Всё кажется им, что из-за божницы выглядывает лукавый чертёнок.
Большезимёновский юродивый Костенька, что круглый год ходил босиком и считался у старушек чуть ли не святым, пророчествовал: "Погибнуть Пановке! Чертячья деревня, с бесом дружит!".
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
И вот задумало царское ведомство строить почтовый тракт да такой, чтобы через всю Расею проходил и соединил бы столичный Петербург с Сибирью. И когда властям понадобилось торить дорогу из Ярославля до Волги по Владимирской губернии, спланировали провести её через Паново. Везде вокруг леса да болота, худшего места для Большой дороги не придумаешь, но надо было чтоб обязательно короткая была дорога, вот и стали строить прямиком через гиблые болото. Были места и получше Панова. Нет - подавай им эту приворотную бабью деревню. Так велика сила женских чар.
Костенька-юродивый своими криками о погибели чертячьей Пановки нагнал страху и на начальство, был схвачен, да поп Никандр Синайский заступился, выпустили. И народ успокоил, объяснил: "Дети да юродивые - божьи подданные".
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Земляную гать через Прорву строила казна. Мужиков на гуж-повинность сгоняли со всей губернии, всё лето и осень бутили. Проснувшись однажды по весне, на ростепель, мужики ахнули: исчезла гать, Прорва проглотила. Три года подряд это повторялось: проглатывает и проглатывает. Наконец-то, видать, насытилась окаянная. Стали ездить: где-то прогнётся, не без этого, подсыплют земли, фашины кинут, жердей.
Никто не знал истинного назначения Большой дороги. К Нюрке Полушиной, по прозвищу "Монетка", шинкарке и бедовой вдовушке, похаживал урядник Калашников, по прозвищу "Рыжий", из большезимёнковских мужичков. Он, пьяный, и проговорился про "Царскую" дорогу.
- Цари будут ездить, да, Фрол Савельич? - пытала Монетка.
- Какие цари?! Ты чего мелешь, дура?! - заорал Рыжий, а когда понял свою оплошку, испугался, пригрозил бабе. - Ты, этоё-таё, Анка, из башки выкинь. Ничего я тебе не говорил. Вякнешь кому - потащу в присутствие. Я-то откажусь и отбожусь, хоть и на Евангелии при крестном целовании. А тебе, этоё-таё, каторга. Поняла?
- Поняла, этоё-таё, Фрол Савельич, - слукавила Монетка.
Вскоре вся округа, не только одно Паново, знала, что так называемая Большая дорога - это… не для царя. Помимо почтовых троек, со звоном колокольчиков везущих важные депеши в Сибирские губернии, будут гнать по тракту звенящих цепями да кандалами каторжников.
