 |
СЕРГЕЙ БАСОВ
|
ПАНОВСКИЙ ТРАКТ
|
-10-
|
Большое Паново. Дома братьев Шутиных
Братья Шутины в божью милость не верят, хотя и живут рядом с часовней - божьим домиком: младший Гриша верит в силушку, средний Павел - в вино, ну а старший - Иван-мельник верит в золото. Дом Григория Алексеевича Шутина стоит напротив дома Павла Алексеевича Шутина.
Мимо Гришухиного дома - дорога через поле к Крестику, Мимо Павлухиного - через луга и косогоры - к Назарьеву. А пойдёшь дальше, через лес Отвод, попадёшь в Казаково.
За 14 лет работы на купцов Пурусовых скопил Гриша денег - домище выстроил по себе. В доме крестовой рубки под тёсом - брёвна сосновые в обхват толщиной. И крыльцо, двор, ворота - всё строено прочно, грубовато, но навечно. Ни один дом не сравнится с домом Гриши, разве что старый басовский, в котором была артельная Шерстобитка.
У Павлухи дом из тонкого вершинника, крыльца нет, не достроен вход, ходят по приставным доскам. Нет и двора, лошадёнка и тёлка - на дворе у брата. Стены дома не проконопачены, мох развевается на ветру. О старшем Шутине - Иване, была уже речь.
Шутин Павел Алексеевич
Средний брат Шутин - тщедушный, болезненный Павлуха, задавленный крайней бедностью и несчастьями, заглядывал часто в бутылку, буянил, протестовал, спрятавшись за широкую спину сильного Гришухи, на что-то надеялся, а на что - и сам не знал. Привыкнув, что его все жалеют и помогают, особенно Гриша, он смотрел на всех в жизни, как на обязанных ему помогать. Вскоре он поставил на службу своему иждивенчеству и своё звание "бедняка". У него шестеро детей мал-мала меньше. Павлуху зовут на деревне "Паня Ляся" за его сюсюканье. Выпьет Паня на копейку, нашумит на целый червонец. "Я вась! Васю в дусю, ляся!" - кричит задира. Ну, кто такого тронет? Рука не поднимется. А затронут - на помощь спешит волосатый, сильнющий, что медведь, Гриша.
Постоянно кого-нибудь задирает пьяный Паня. Задира-мужичонка, что петух у Максима Пурусова - постоянно гребень расклёван, в крови. На голове - грязная повязка. Подрался как-то на покосе пьяный Паня Ляся с ершистым Фёдором Сергеевичем Пурусовым. Тот пробил ему голову. Ходит с тех пор Паня, не заживает, гниёт рана на голове.
Шутин Григорий Алексеевич
Гришуха необычайно силён физически, весь в волосах, прозван "Медведем" С ним, пимокатом, гармонистом, полжизни проработавшим батраком у братьев-купцов Пурусовых, лучше не связываться. Дело не только в силе кулаков, но, конечно же, и в них. Незлобив Гриша, весел, работящ, ни на чьё добро не зарится, надеется добиться хорошей жизни честным трудом. В нелёгкой жизни батрака бывало всякое, в том числе и хорошее. Братья-старики Пурусовы народ дальновидный. Заставляли на себя работать - верно. Но чтоб, как со скотом обращаться с работниками или сажать их за отдельный от хозяев обеденный стол - как знак унижения достоинства - такого не бывало. Работая у них, и накопил Гриша себе на дом.
Жену себе Гриша отхватил, как и лесную деляну мачтовых сосен - ладную, весёлую. И двое парнишек у них - прямо-таки чистые медвежата при медведе и медведице.
Поработать до седьмого пота, гульнуть в воскресный день, рвануть меха тальянки, спеть и сплясать, а ещё, засучив рукава, подраться или просто побороться - тут уж гораздее Гришухи Медведя вряд ли кто найдётся. Схватился как-то Гриша с Иваном Арсентьевичем Ляпиным, бывшим морячком, цусимцем, бравым артиллеристом, пять лет пробывшем в японском плену. Хрустнули косточки у Гриши. На потеху мужикам, собравшимся на сходку и окружившим борющихся, два раза летел Гриша на землю, сбитый моряцкими чужеземными японскими приёмчиками. Но ни разу побеждён не был - на лопатках к земле не прижат. Зато, рассвирепев от стыда и обиды, он так обнял Моряка Ивана по кличке "Тово Мать", что у него кровь брызнула изо рта и носа, и дыхание занялось. "Отпусти, тово мать...!" - запросил аману моряк. С тех пор они вроде бы как побратались. В любой драке, а Гриша охотно выходил один на один с дюжиной бокарёвских парней - подраться любил - Моряк Иван "Тово мать" неизменно вставал с ним рядом плечом к плечу. Не было равных этому союзу непобедимых. Друг за друга - хоть в огонь и воду.
Ну а в страшные 30-е годы попал Григорий Алексеевич вслед за своим братом-мельником Иваном Алексеевичем под раскулачивание.
ЧАСТЬ 1. ПАНОВО и ПАНОВЦЫ
НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ
