На этот раз мы с отцом распродали все валенки за одну неделю и вернулись домой с прибылью. За время, что я пропадал с отцом в разъездах, в школе мало что изменилось. Только Ванька Настасьин перешел от меня на другую парту, а ко мне подсадили... Шурочку Гурылёву.

Первый урок я кое-как просидел. Однако ничего не видел и не слышал, что объясняла нам Марья Мироновна. Всё время я чувствовал, что рядом и очень близко сбоку от меня сидит девчонка. Я боялся, как бы она не притронулась ко мне. Я почти что ненавидел её.

В первую же перемену я пошёл в Учительскую.

- Марья Мироновна, пересадите от меня Гурылёву. Я не хочу с ней сидеть за одной партой. И не спрашивайте, почему. Не хочу и не хочу, - жестикулируя от нетерпения, говорил я.

- Но мне так казалось, что между тобою, Серёжа, и Шурочкой, - Марья Мироновна подыскивала выражение, - была дружба.

- Дружба?! Ха-ха-ха! - деревянно рассмеялся я, понимая, что всё это правильно, но что поэтому-то и не надо об этом так категорически говорить, да еще одной женщине в защиту другой женщины. - С девчонкой? У меня? Дружба?! Вас обманули.

- Но, я сама видела вас вместе за игрой в кубики, - говорила простодушная Мария Мироновна, не зная, чем объяснить столь неожиданный взрыв неприязни и не понимая того, что самое лучшее было бы избежать всякого упоминания о "дружбе" девочки с мальчиком.

- И что? Я со всеми играю! Со всеми! А теперь с ней не стану играть! Уберите её с моей парты, или я сам пересяду на "галёрку".

И Шурочку отсадили от меня... на "галёрку" так как другого места не оказалось рядом с девочками. Шурочка плакала.

Потом я узнал, что она "не виновата" в подселении на мою парту. Всё сделала Марья Мироновна, ждущая ребенка и переполненная любовью ко всем.

Соберутся мужики траву косить вокруг деревни у Чернухи. Начнут жребий метать. Приплетётся тётка Олёна Лопатиха, стоит, ждёт. Из чьей-то шапки вынимают жребии - написанные на клочках бумаги знаки вместо фамилий. Каждая семья имеет свои "знаки", и по ним называют фамилии. Знаки эти - геометрические фигурки с изображением мастей карт - бубны, вини, крести, черви, а также разные сочетания палочек, напоминавших фигуры в "городках", и всевозможные геометрии из линий, крестов и прочего, на что так охочи мальчишки-школьники. Называют эти знаки-фамилии "тавром", то есть метой. Нашим Басовским тавром-метой был туз бубновый, у дяди Лёши - тот же туз, но в середине черточка, у живущих рядом с нами братьев Басовых (Антонычей) - туз же, но с крестиком внутри фигуры.

У тётки Олёны не было никакого знака, как не было ни лошади, ни коровы, на которых нужно сено. Козы, "чёртова скотинка", не признавались.

- "Бубновый туз"! - выкрикивает таскальщик жребиев Ванька Настасьин.

- Басовы! Ивана Григорьича - принимай полосу, - расшифровывает судья мирских дел, в лаптях и домотканых портках степенный Степан Иванович Ляпин.

- "Квадрат"! - кричит Ванька.

- Моя, - басит с неудовольствием Гришуха Шутин, сдвигая шапку на затылок и сплевывая на руки, будто не косу берёт, а собирается выйти драться "на любака", то есть - на любого, кто пожелает с ним цокнуться.

- "Квадрат с дыркой"!

- Павел Лексеич Шутин! - возглашает судья.

Надо вытащить все 29 номеров, дело затягивается. Мужики, чей номер уже вытащен, отделяются, готовясь идти за Иваном Моряком, который саженью начнет отмерять полосы травяного надела.

Парни, что побольше росточком и готовые уже перерасти в мужичков, затевают на потеху остальным торжественное песнопение. Нашим Аркашкой, оттябелем и Еграшей, сложена песня. Она высмеивает Антонычей Басовых, старшего из братанов - лгуна Алексея. Поют песню стоя, торжественно, как гимн. Начинает сутулый Аркаха:

Подхватывает рослый Петька Куклин и Лёшка Полушин, сын Ивана Герасимовича.

Песня короткая. Припев поют хором, подтягивают и мужики.

Жеребьёвка закончена. Мужики берут свои косы и готовятся следовать за Иваном Моряком Тово мать. Тётка Олёна - мужики как будто бы её и не замечали - напоминает о себе:

- Мужики! а мне то? Меня-то, мужики, позабыли! Мне-то травки…?

Оловянными глазками она обегает лица мужиков, ищет, кто всего добрее. Мужики отвёртываются со стыдом и тайным перемигиванием. Самым "добрым" ей кажется Ванюшка Настасьин. И раз он вытаскивает жребии, то и её жребий он должон вытащить. Слабый ум старухи всё принимает без затей.

- Ванька, а мой-то номер, а? Ты, чё же не вытащил, а? А помнишь, как ты перелезал через забор, да на гвоздь напоролся, а? А кто тебе мошонку сшивал нитками? Я сшивала тебе, Ванюшка. Распорол ведь ты, того гляди - яйца выпадут. Стал бы мерином. Я спасла тебя, Ванька. А ты так-то мне, а?

Ванька смотрит, смотрит своими "бессовестными" и "дерзкими" глазами, как у своего дяди Ивана Беляка, да и сморгнёт. Как ни жестоко сердце у Ваньки, но и оно не выдерживает.

- А какое у тя тавро, тётка Олёна? - оправдываясь и в то же время желая помочь старухе, говорит Ванька.

- Всё одно - какое, взял да написал, ты мастер, всем пишешь. А я тебе мошонку сшивала - вот.

Мужикам не жалко дать травы Олене Лопатихе, только один язвительный просмешник Иван Куклин, гонитель несчастной старухи, пялит гнилой рот.

- А для чё тебе сено? У тебя, чай, скотины и нет. Разве чё твоей "чертовой скотинке"? Козам твоим вонючим, шелудивым? Хо-ха! Мне чё, как мир приговорит.

- Сам ты козёл вонючий, шелудивый! - взъярится несчастная старуха, сплевывает в сторону Ивана Гонителя, под конец расплачется.

- Стыдно, миряне, - вымолвил Степан Иваныч. - И тебе не к лицу посмешище устраивать, Иван Миколаич, шабер мой. Все под богом ходим. Коза - тоже животная.

Ванька что-то нашкарябал на листке бумаги, сунул в шапку, вытащил и кричит:

- "БМ"! Тётки Олёнина мета: Бя - Му! На трёх едоков! Старуха не понимает насмешки, рада.

- Дать! Дать! - включились и певцы "Антоныча".

- Спасибо Миру, - кланяется старуха.

ЧАСТЬ 4.   ОТРОЧЕСТВО.   1922-1924 ГОДЫ  

Стр.58 из:   55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69   Читать дальше 

НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ