Так уж повелось, что, собираясь в Шую, навестить гимназистов, папаша брал с собой меня. Обычно вместе с валенками, которые он надеялся распродать на Шуйском базаре, он вёз продукты для сыновей. Шура уже окончил гимназию, подрабатывал внештатным корреспондентом в Ивановской газете, но жил у Рябцевых. Там же жил и Миша-гимназист, а осенью отец отправил сюда и Аркашку.

И чего я езжу с отцом? Сам не знаю. Как-то он сказал, что с него хватит сыновей учёных, кому-то надобно и хлебушко растить. Намёк на меня. Я только начал учиться, учусь плохо, ничего не понимаю в арифметике. Слизываю у Ваньки Чистякова из Ульянихи. Только сочинения по картинкам да рисование дается мне. Поведение - "уд". Потому я хоть и не набиваюсь ездить с отцом по артельным его делам по ярмаркам, не очень-то и отказываюсь. Если бы он только не пил, а меня не бил...

Отец меня отрывает от школы и всюду с собой возит по базарам и ярмаркам. Некого больше отцу брать в сторожа. Вместо собачонки я сижу на возу, а отец уходит по своим делам, у него много дел, а то и выпьет с кем. Раз на возу живой человек, чёрт-те вору лезть на рожон.

Разваливается Пановская валяно-сапожная артель. Гремела когда-то. На фронт вагонами валенки отправляла Михаилу Васильевичу Фрунзе, шуйскому земляку. На батю долгов навешано - как на собаку репьёв. И до чего же батя, как говорит бабушка Алёна, безъяглый. Целый завод у себя во дворе разрешил артели устроить. В конюшне - катальня и шерстобитня; в бане - стиральня; от пурусовской молотилки конный привод приделали к машине-шерстобитке. Ходит Расправа по кругу, а я коногоню. Ходишь-ходишь целое утро по кругу - голова заболит. И за что такая неволя? Ну, лето - туда-сюда: от темна до темна - поле. А теперь и зимой придумал... Вот приеду, расскажу братовьям.

Теперь я в доме из мужиков после отца самый старший, мне осенью будет девять лет. Я уже два года как хожу за плугом, то есть пашу, и бороню, и кошу траву. Вот только лошадь запрягать силенки нет - супонь на хомуте никак не стяну.

Отец пошёл поприветствовать Николая Николаевича Рябцева, директора гимназии, и я один сидел в санях. Есть, я есть хотел… Да как скажешь? Отца я боялся обидеть напоминанием, что он по чайным да трактирам на всем тракте раза два-три уже поел, а про меня позабыл.

Хорошо, что Аркашка из окна увидел, что я всё сижу на санях, и выбежал ко мне.

- Серёга, не замерз? - ткнул он меня в бок под тулупом. - Айда в дом, согреешься. Ну?

- Папаша заругается. Кто-нибудь украдёт с воза.

- А чего воровать-то? Что привезли? Мяса, муки, масла привезли? - на ощупь угадывал что под попоной, Аркаха. - А меня из гимназии выгнали! - с радостью в лице сообщил он.

- Да, ну? Не боишься порки? - говорю я и чувствую себя с Аркашей свободно, потому что я такого же роста, как и он, и даже выше его.

- Пусть только попробует. Я ему такую революцию устрою! - хохочет Аркаша и шепчет. - Серёга, только - никому? У меня револьверт есть, "самотвессон". Бабахает здорово. Батя в штаны наложит...!

Появились Шура и Миша,

- Ну, здорово, Додон - так, кажется, теперь тебя в деревне зовут? Да, я в шутку, не сердись! Ну, шутя же! - заговорил Шура в своей манере: сперва обидеть, а потом заигрывать.

- А ты кто? - обижен я до печёнок новым прозвищем, данным мне Мишкой Пурусовым за то, что я выдал за свое пушкинское сочинение про царя Додона, как он к шатру спешит. - Тебя тоже зовут в деревне "Гулян".

- Неужели до сих пор зовут?! - обрадовался прозвищу своему Лександро. - А вот я им! Приеду и наподдаю. Кто дразнит - Гриша Шутин? Аркаха Степанов? Гурылёвы?

- Батя не отлупцевал тебя по дороге? - задирает меня Лександро. - Ты скоро жениться-то будешь? - злит он и злит меня.

И за то, что я часто влюбляюсь, и всякий раз с "серьёзными" намерениями жениться, меня на деревне тоже кое-кто дразнит. Но чтобы от брата услыхать насмешку?!

- Вот как дам в рыло! - замахиваюсь я.

Появился отец, и ребята присмирели, стали стаскивать с воза мешок муки крупчатки "синяя - два нуля", ведро масла, баранью тушу, разную домашнюю снедь.

Саша, как всегда, не стерпел:

- Сказали же тебе - не вози. Ну, чего вы от себя отрываете? Проживём мы и сами прокормимся, руки - ноги есть. Миша на лето едет работать на шахты, я - собкор "Рабкрая". Ничего нам не надо. А Аркаху забирай домой, он отучился, "Еграша".

- Не надо - продам вон на базаре, а то подарю Клавдии Владимировне с Николаем Николаевичем. Чать, возьмут, - обижен отец холодным приемом сыновей.

- Так может... оставить на возу? - говорит Лександро с явной издёвкой. - Не возьмут Рябцевы.

- Это почему же, не возьмут? Не поганое, чать, от своих трудов.

- А потому, что ты имеешь привычку тыкать потом в нос своим благодеянием. Ну, мне всё равно, как скажешь.

- Несите в дом. Серёнька, пошли и мы.

Рябцевы уже оделись. Паркетный пол натерт до блеска - гладок. Мои ноги скользят, как по льду. Нерон, рябцевская собака, лежит у дверей на коврике. Глаза умные, как у Николая Николаевича.

- А это что же, Иван Григорьевич, ещё один сын? Как звать?

- Серёга, - сапнул я снизу вверх.

Ты скоро весь дом перевезёшь в город, уважаемый Иван Григорьевич. И этого - в учёбу?

- А возьмёте? - огорошил отец своим вопросом Рябцевых.

- Сколько ему?

- Осенью пойдет десятый. Ну, как? - говорит отец и смеётся одними глазами.

- Времена меняются, вот окончит сельскую школу, тогда и поговорим, - басит сипло директор гимназии в бурые усы.

Отец с Аркашкой ушли на базар распродавать бракованные валенки. А мы с Борькой объедались мороженым. Борька сбежал с уроков, и мы с ним пошли на базар, кататься на карусели.

На базаре - улюлюкающая толпа. Двое голых: мужчина и женщина - ленты наискосок от плеча до пояса - вся одежда. На черных лентах белыми крупными буквами слова "ДОЛОЙ СТЫД!"

В бесстыдников полетели огурцы, картошка, камни, палки, и они убежали.

- А зачем это они? - спросил я у всезнающего Борьки.

- Анархисты! А вон "синеблузники", пошли к ним.

Четверо в синих одеждах давали представление прямо на телегах. Вот поп с крестом стреляет из пулемета по красноармейцам. Вот толстопузый буржуй обнимается с "Антантой".

Отец так и не смог распродать валенки, а везти их домой не захотел. Решил оставить их тут в комнате у сыновей. Николай Николаевич решительно запротестовал:

- Не устраивайте у меня в доме лабаз, уважаемый Иван Григорьевич. И вообще, я давно вам советую: кончайте с торговлей.

- Да я же на недельку, не больше. Чтоб не возить взад-вперёд, - лебезил батя. - В следующий базарный день допродам. Не бросать же мне их на улице, Николай Николаевич. И потом, это же не моя собственность, а артельная. И с торговлей я связан тоже по артельным делам.

- Ну, дело ваше, я Вас предупредил, - басил Рябцев-отец. - Валенки забирайте с собой. И разговора больше не может быть. И вообще… Странно мне видеть Вас… Человек Вы не глупый, общественный, на съездах бывали делегатом. А того не можете распознать, что время - против частной собственности. НЭП Лениным был объявлен вовсе не для торговцев, а против них. Читал я Маркса и Ленина, коммунистический манифест и всё такое. За вас, середнячков, на деревне скоро примутся... Подумайте о своих детях. Мне, на что уж я простой чиновник-просветитель, ни в каких партиях не состоял и не состою, и то в нос тычут "дворянством" и "гимназией". А какой мой отец дворянин? Мелкопоместный… Одно представительство… А Вы, говорят ваши сыновья, завод сапоговаляльный открыть изволили. Но это же безумие! И, вообще… Кончайте со всем таким. Прекращайте всякие сомнительные торговые операции. Вы видели когда-нибудь картину Айвазовского "Девятый вал"?

- Не видел, а о чём она?

- У меня имеется, прошу в гостиную.

В чистой, светлой комнате на обитой шпалерами стене висела в золочёной рамке огромная, писаная маслом, картина. В разбушевавшемся море терпят кораблекрушение, спасаются на остатках мачты шестеро. На них надвигается валами водная стихия, идёт "девятый", последний и самый страшный вал волн.

- Это кораблекрушение… М-да, страшновато, не хотел бы я быть на месте этих несчастных, - сказал батя.

- Не хотел бы? - пристально посмотрел Рябцев умными, как у охотничьего пса Нерона, глазами. - Если я Вам скажу, что Вы некоим образом, фигурально выражаясь, не сегодня-завтра окажетесь на таком же... плоту? Социальное кораблекрушение... Мелкособственническая стихия - её большевики не потерпят. Коллективизация сельского хозяйства, обобществлённое пользование землей - вот то море, что вскорости вздыбится волнами и пожрёт... сопротивляющихся этому. Вы, надо полагать, ... эсер?

- Никогда им не был, Бог с вами, Миколай Миколаевич. Я ведь…

- Ну, не знаю, я не думал с Вами, уважаемый, так говорить. Да вот вижу, Вы идёте навстречу своей гибели. Предостеречь хочу, и вообще... Сыновей Ваших жалко, умные, способные. Такие орлята, им бы простор - полетели бы они над Русской землей, прославляя её, воспевая. Как один поэт сказал о таких:

- Помните, про кого?

- Как же не помнить, про Ломоносова, мужицкого сына, - сказал батя. - Я детям своим не преграда, Миколай Миколаич. Детьми горжусь, башковитые ребята. Вот в учебу их пустил. Может, Арканьку-то всё-таки оставите, а?

- И слышать не хочу. Забирайте с собой, чтоб духа его не было! - разошёлся Рябцев-отец. - Мерзавец парнишка! Нет, надо же, что отчубучить! С крыши гимназии на спор в сугроб снега спрыгнул! Хо-хо-хо! Смел, не скажешь. Только… и хулиганист, я вам скажу. На-ко! Девчонкам косы стал обрезать ножницами! Да за такое - в тюрьму. И Аркашку забирайте с собой, и валенки - тоже. Чтоб духа не было, и вообще...

- Я ведь в юности тоже мечтал о науке, Миколай Миколаич, - после продолжительного молчания и рассматривания картины сказал отец. - При царском режиме куда было бедному крестьянскому парнишке податься? Это с Революцией пришла к нам Свобода. А нам, говорите, мужикам-хлеборобам при новой власти - решка?

- Ты!! - затопал ногами Рябцев-отец. - Что болтаешь?!! Чтоб Николай Рябцев был против Советской власти?!! Вон, вон! И слушать не хочу!

- Ухожу, ухожу, только ведь Вы напраслину на меня... Не говорил я, что вы против Советской власти. Испугались, Ваша милость, господин директор.

- Господин?!! Вон из моего дома! - топал в яростном гневе Рябцев-отец...

ЧАСТЬ 4.   ОТРОЧЕСТВО.   1922-1924 ГОДЫ  

Стр.57 из:   55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69   Читать дальше 

НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ