 |
СЕРГЕЙ БАСОВ
|
ПАНОВСКИЙ ТРАКТ
|
-116-
|
1930 год, лето. Кадрили у Читальни
Целый день на лугах косим травушку, а вечером усталости как не бывало! Парни и девки собирались на малопановской горке у Читальни. В четыре пары - кадриль под песню. Песню поют те, кто не танцует.
Ах, вы сени мои сени,
Сени новые мои,
Сени новые, кленовые,
Решетчатые.
Ах, решетчатые,
Часто клетчатые,
Как по этим ли по сеничкам,
Не хаживати?
Дружка милого за рученьку
Не важивати?
Надоест одна песня, затягивают другую в несколько звонких девичьих голосов. Несутся парни навстречу девкам. Девки нас не прогоняют, признают, мы теперь взрослые: Аркаша Орики-Веторики, Ванька Настасьин, Ондря Брила, Витька Горбунов и я. Все в картузах, картузы лихо заломлены, чубы трясутся, цветные пояса с кисточками, рубахи-косоворотки ластиковые, сапоги смазаны жирно дёгтем. Девчата в новеньких ситцевых платьях, в прорезиненных тапочках-чувяках. Белые и красные бумажные розы у каждой приколоты против сердца и в волосах.
Прибежали в избу дети,
Второпях зовут отца:
"Ах, папаша, наши сети,
Притащили мертвеца"!
Врёте, врёте, бесенята
Заворчал на них отец ...
- Барыню! - кричит подвыпивший Ондря.
- Подо что? Ни тальянки, ни балалайки! - спорят с ним девки, им охота дотанцевать кадриль и показать парням, какие они, девки, ловкие и красивые. И почему только парни этого не замечают?
Я теперь парень и признан всеми старшими, и со мной охотно девки идут танцевать. Только ноги у меня длинные, непослушные, ими трудно руководить. Вытащат за руки, а я - обратно в толпу стоящих. Сам гляжу во все глаза: Настя обещалась придти в деревню. Ночевать будет у Куклиных, у Нюрки, двоюродной сестры.
- Барыню! - разошёлся Ондря. Они с Ванькой Настасьиным где-то выпили с проезжими из обозов.
Ондря с Ванькой начинают петь скабрезные, песни-частушки:
Барыня ты моя,
Сударыня ты моя!
Барыня бардадым,
Сверху пламя, снизу дым!
Девки протестуют, колотят по широченной Ондрюхиной спинище кулачками. Ондре хоть бы что - блаженно улыбается и под перестук кулаков поёт:
У барыни шуба длинна,
Из-под шубы энту видно.
Барыня ты моя!
Сударыня ты моя!
- Ребята, мы уходим, раз вы так, - заявляют протест девки и хотят идти.
- Девки, не уходите! - кричу я. - Он больше не будет…
- Кто запрещает? - попёр на меня пьянющий Ондря. - Ты запрещаешь? - упёрся он в меня бодливым взглядом.
- Налил зенки! Прекрати, сегодня я устал, не хочу с тобой драться, завтра цокнемся, - говорю я. - Не мешай, отойди вон на крылечко. Скоро и твоя краля из Курлы-Мурлы появится.
- Откудова знаешь?! Ну, даёшь! Хороший ты мужик, Додоныч! - лезет целоваться Ондря. - Ухожу в партер! Балет на траве продолжается!
Под речитатив девок, мы с Ондрей отплясываем.
Николай Васильич Гоголь!
Николай Васильич Гоголь!
- Девки идут! - орёт Ондря. - Наши с Серёгой!
Верно, вон идёт и Настя. Качкая походка. Стройная, как камышинка. Белое в черную точку платье, белые прорезинки, белые носочки, в длинных косах - по розочке.
Танцуем до упаду. Появляется Костя-гармонист, и под песню парни с девками идут по деревне из конца в конец. Парни - с девками в обнимку, так положено.
Возле каждых ворот бабы. Вышли на вечерний трепачок.
Я возбуждён, мне хорошо рядом с любимой девушкой, и я пою так, что заглушаю все остальные голоса.
Шумел камыш! Дере-е-евья гнулись,
А ночка тё-о-омная была.
Одна возлюбленна-а-ая пара-а-а,
Всю ночь гуля-а-ала до-о-о утра!
- Серёжка, завтра сено грести! - напоминает мне у нашего дома Маруська. Она нагулялась, ее Калёныча сегодня нету.
Мы с Настей немного отстаём от остальной толпы. И я не пою следующий куплет.
А поутру, рано вставала-а-а-а!
Кругом помя-а-атая-я трава.
То не одна трава-а-а помята-а,
Помята-а-а девичья-а-а краса.
- Сними с плеча руку, - шепчет Настёнка. - На нас так смотрят, сними, прошу.
- Пускай смотрят, на то и глаза.
Песня удаляется, затихает, пары расходятся, парни провожают девок по домам.
ЧАСТЬ 8. ДЕВЯТЫЙ ВАЛ. 1929-1930 ГОДЫ
НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ
