|
СЕРГЕЙ БАСОВ
|
ПАНОВСКИЙ ТРАКТ
|
-123-
|
1930 год, осень. На заработках в Гороховце
Прибывшую неизвестно зачем пановскую вольницу встречал Алёха Полушин, Ондрин брат, мужичина - что тебе дуб: широк, высок, силён. Алёха жил у жены, домик отдельный на окраине города.
- Ну, где хотите работать? - спросил он совершенно серьёзно и почему-то неприязненно покосился на меня.
- Нам всё равно, где работать, лишь бы не работать! - сказал Ондря.
- Вы про это забудьте и думать. "Не работать"... Здесь, кто не работает, тот не ест, - вразумлял брата веснушчатый простоватый Алёха. - Это вам не Паново: захотел - поехал в поле работать, не захотел - не поехал. Здесь в восемь - чтоб минута в минуту! - был на рабочем месте; обеденный перерыв на час; в пять вечера можешь отваливать домой.
- В пять? В самый разгар дня - домой? - подивился я. - Ну и работка! А что делать-то: пахать, сеять, косить - уж не надо? Осень на носу, а тут и зима…
- Нас на трактор посадят? - спросил Ондря. - И сколько я тогда буду зашибать червонных?
- Сразу и на трактор? Ну нет, надо погодить, заслужить надо, проявить себя. Какие инженеры приехали! Может, вы бы не прочь и в директора?
- А что? Можно и в директора! - согласился Ондря. Он прищёлкивал руками по голенищам сапог, готовый сплясать барыню.
- Тебя - в директора, Ваньку - в профессора кислых наук. Аркашу - в радиотехники, Серёгу - в агрономы. А кто работать-то будет? Сейчас набирают людей в силосное хозяйство. Рабочих по обмазке силосохранилищ солевым раствором. Пойдёте?
- Силос - свилось! Что это за штуковина, Лёха? Там начальники нужны? - продолжал Ондря, явно демонстрируя брату, чтобы тот не считал его за дурака. Сам-де - на трактор в мягкое кресло, а меня - в рабочие, солью мазать чего-то.
- Перестань балаганить, Брила! - прикрикнул Лёха на брата. - Пойдёте рабочими на силосохранилище, поручусь за вас перед дирекцией, нет - поворачивайте оглобли.
- На какие шиши? Денег дашь - поверну, - сказал Ондря. - Заманил, а теперь говоришь: как угодно добирайся. Ну, ты шалишь, Рыжий!
- Остальные так же думают? - выждав, спросил у всех Лёха.
- Он ещё должен и поручиться за нас! Гнуть хребтину, да ещё и благодарить, что тебе дозволено? Ну нет, поищите дураков в другом месте! Правильно, Серёга?
- Я буду работать. Всё, что скажут, и не по восемь часов, а от темна до темна. Сколько мне заплатят? - сказал я.
- Есть тариф, а есть и сдельная работа. Сколько захочешь, столько и заработаешь, - сказал Алёха.
- Так бы и говорил, а то…! Я согласный сколько захочу, столько и зарабатывать! Предупреждаю: мне надо много, - сказал Ондря. - Пошли, веди нас наниматься.
- Ты бы язычок свой попридержал, Ондря, за всех распространяться, - сказал серьёзный Аркаша. - Не на заработки пришли, а работать и жить здесь. Как с жильем, со спецовкой, с питанием?
- Узнаете в дирекции, в отделе кадров, - уклонился от прямого ответа Лёха. - Пошли?
- Девки есть? - сказал Ондря. - Ну... во временное пользование! Хо-хо-хо! Ладно, шибко сурьёзные все, нельзя уж и пошутить!
И он запел частушки:
Я, бывало, завивала,
Комель выше головы.
Я, бывало, всем давала,
Кто попросит у вдовы.
- Позорить меня приехал? А, ну поворачивай...! - прицыкнул на брата Алёха.
- Песни петь не запрещено!
- Такие - запрещено.
- А других у нас в Панове не поют. Что, вы не из деревни, да? Хо-хо-хо! Ладно, нельзя уж... А я гармонь-хромку в первую же получку заведу! На картуз - розу. И пошла плясать...!
- Кто не хочет, пусть не идёт. Пошли, Алёха, веди к начальству, - проговорил Аркадий.
Алёха с Аркашей пошли впереди, мы - сзади. Я слышал, как Алёха сказал Аркадию про меня:
- Его-то зачем взяли? Тут ведь не так-то просто поступить на государственную работу - справка о соцпроисхождении нужна. Кто родители: бедные или богатые?
- Есть такая справка, всем нам выдали в сельсовете.
- Такая, да не такая. И потом: я вас всех знаю и поручусь. А за него… сам знаешь, кто они, Басовы.
- Ты не поручишься, я поручусь. Как за самого себя. Да и не богачи они, как и мы - от земли живут. Дом только в два этажа.
- Темнота ты деревенская, - наставлял Олёха. - По всей стране борьба идёт: с нэпманами в городе, с кулаками в деревне. Много ты знаешь, кто такие Басовы. Отец где? В ссылке? За что? За контрреволюцию. Дошло? Нет? На политинформации узнаешь…
- А я всё равно за Серёжку поручусь, сказал Аркашка Орики-Веторики. - Парень он - что надо! Он мне детекторный приёмник помогал собирать. А отца скоро освободят, мужики ходатайство в Москву послали, все подписали, кроме Сёмки Курка да Пани Ляси.
- А ну, как если ещё что случится у них в семье, тогда уж дело по-другому может выйти, - с намёком вымолвил Алёха.
- Чего "случится"? - спросил Аркаша. Они оба оглянулись на меня и понизили голос. Я дальше не расслышал.
Да, я приехал на временную работу, а не на постоянную, как Аркаша и Ондря с Ванькой. Мне нужно подзаработать сколько возможно деньжат. Боимся, пришлют большой налог. По деревне ползли разные тревожные слухи. Деньги пригодятся.
Ну, если не примут рабочим, уеду сегодня же домой. В Юже зайду к деду Осипу, попрошу в долг рублей пятьсот. Расплачусь с налогами. Не так уж всё и безвыходно. Только не надо падать духом. А может, наоборот, считать: ЧТО НЕ ХУЖЕ, ТО - ЛУЧШЕ. Что, я - не сын Ивана Басова, который не унывал после дяди Мишиного разорения семьи и выбрался из долговой ямы в 19 лет?
Это, промелькнувшее в уме, отрадное и, на первый взгляд, наивное заключение: ЧТО НЕ ХУЖЕ, ТО - ЛУЧШЕ, было следствием живущей во мне с малолетства сказочности происходящего вокруг меня и со мной. Оно станет впоследствии едва ли не на всю жизнь неким спасительным правилом в критических ситуациях. Не раз я помяну Гороховец добрым словом за то, что, не дав мне ничего материального, он породил это правило: ЧТО НЕ ХУЖЕ, ТО - ЛУЧШЕ. И одновременно, тоже не раз, промелькнёт в душе опасение: а что было бы со мной, не приди на помощь это детское, бессмысленное для других, правило? Как бы я выжил в фантастически трудных обстоятельствах, какие то и дело неустанно подбрасывала мне щедрая на беды и мучения жизнь?
В отделе кадров, каменном неуютном здании, обвешанном плакатами и красными флагами, нас приняли рабочими. Я сказал, что поступаю временно: до весны крайний срок. Если ничего дома до того времени не случится, и мне не придется уехать. Поселили нас в общежитии. Мы с Ондрей облазили и осмотрели весь машинный парк совхоза. Я с завистью ощупывал, шестнадцатирядные сеялки, жатки "маккормик", плуги "сакко", бороны "рондаль", трактора "фордзоны" и думал: вот бы мне в хозяйство такого стального коня.
Осенний месяц октябрь выдался тёплый, солнечный. Совхоз спешил заготовить и уложить в силосные ямы силос - корм для скота. Грунт твёрдый. Силосные ямы большие, метров пять ширины, да двадцать - длины, да метров десять глубины. Надо было обмазать стенки ям раствором соли. Ни лестниц, ничего другого не было. Сами догадывайтесь, как работать.
- Ребята, я придумал. Давайте спускайте меня на веревках в яму, - сказал я. Было страшно, а вдруг грохнусь. Но вспомнил, как катался на крыльях ветряной шутинской мельницы - и ничего. День, второй, - одна яма готова. Ванька с Ондрей тоже стали на верёвках спускаться, дело пошло. Нас даже похвалили за догадливость. Только непонятно было, как станут платить. Никто из ребят не соглашался вместе со мной остаться после работы.
- Выслуживаешься, Додон! - первый вскипятился Ондря.
- Думаешь, заплатят? - присоединялся к нему и Ванька.
- Я бы помог тебе, Серёга, да меня попросили радиоприёмник починить в Красном уголке, - сказал Аркаша.
Я боялся заговорить о деньгах, а сам надеялся, что всё-таки сколько-то заплатят. И не мог я бить баклуши посередь белого дня, а вокруг столько неоконченной работы. Надо было что-то ещё придумать, чтобы одному работать, самому себя на верёвках опускать и поднимать. Но - как? Был бы колодезный барабан в два конца верёвки. Оба конца у тебя в руках: захотел опуститься - потянул за одну веревку, подняться - за другую.
Урчало постоянно в желудке. Кормили в нарпитовской столовке плохо: чёрный хлеб - непропечённый, кило на день; утром - чай с сахарином и ложечка перловки-каши в чайном блюдечке да хлеба кусочек; на обед - щи из капусты, забелённые немного молоком, та же каша-перловка и стакан клюквенного киселя; на ужин - то же, что и на завтрак. Не ешь, а глотаешь. Съел - сидишь и думаешь, неужели всё? Невеселая работка. Оттого народ работать в совхоз идет с неохотой.
В деревне какая-никакая, но еда от пуза. Чем-нибудь да набьёшь живот: морковью, калегой, тем же хлебом, но пропечённым. С такой жиденькой совхозной еды мы готовы были заскучать. Хорошо хоть, что выдали аванс - по трёшке на человека.
Ванька с Ондрей ходили по клубам, пели, выступали в самодеятельности, чем-то питались. Аркаша весь ушел в радиотехнику, и его впрямь собирались перевести в техники.
Мне надо было во что бы то ни стало подзаработать деньгу, и я ходил по совхозным мастерским и дворам, обдумывая своё изобретение. За одну ночь и вечер я собрал приспособление, чтобы работать на обмазке стен одному. Опустил на дно ямы обыкновенную телегу на четырёх колесах. Под колёса подложил брёвна с бороздами - колеями для колес. Опустил бочку с соляным раствором, в руки взял длинную швабру. Забрался на лестницу с телеги, и пошёл!
Обмазал один участок длиной в несколько метров, переезжаю на телеге с лестницей - на другой. За одну ночь обмазал целую силосную яму.
Ребята ахали и смеялись, поджимая животы над моим изобретением, начальство подивилось и похвалило.
- Вы, часом, не механик? - спросил директор совхоза. - Откуда у Вас этот катучий кран?
- Не знаю, придумал, как сделать лучше.
- Нет, это весьма оригинально!
Ондря с Ванькой дали волю языкам и насмешкам.
- Как Бог Саваоф на огненной колеснице! Хо-хо-хо!
- Циркач! На лестнице под куполом неба! - смеялся и Ванька.
Нашей работе скоро пришел неожиданный конец. Конечно, мы и оборвались без спецовок, и оголодали на нарпитовских щах. Но толчок дало не это: в получку за полмесяца нам выдали по десяти червонцев. Сперва мы прямо-таки остолбенели, потом рассмеялись, потом пошли к директору.
- Давайте расчет, не хочу больше у вас работать, - сказал Ондря.
- И я не хочу, - сказал Ванька.
Аркаша стал, было, его уговаривать остаться - ни в какую!
- У меня дома что-то случилось, звонили из сельсовета, чтоб немедленно выезжал, - объяснил я.
- Наверно, и я поеду, - сказал Аркаша.
- Те двое - не жалко - пускай уезжают, а вас двоих, Аркадий Ляпин и Сергей Басов, мне, откровенно, жалко отпускать, - сказал директор. - Может, побудете дома, и - опять к нам?
- Я не приеду, - твердо сказал я. - Мне надо заработать где-то... на налог. Никто мне не звонил, я просто придумал предлог, чтоб уйти. Первая работа по найму. Она нигде не войдёт в мою автобиографию, не займёт никаких строчек в анкетах. Только в сердце. Нет, надо же, я придумал механизм! Оказывается я могу...
На Гороховецкую пристань мы шли с песнями. Пели, собственно, только Ондря с Ванькой.
Нас побить, побить хотели,
Побить собиралися!
А мы тоже не сидели,
Тово дожидалися!
- Заработали от жилетки рукава! Хо-хо-хо! - не печалился Ондря, он шёл по жизни легко и беззаботно. - Главный механик и Главный радиотехник, не отставать, бога мать!
- Эй, пожрать бы где! - сказал Ванька, - в брюхе урчит.
- Гляди, дикие утки! - сказал Ондря, указывая на реку.
Пароход на Южу надо было ждать почти сутки. Мы сидели в флигелёчке под легким навесиком и до рези в глазах вглядывались в клязьминскую водную даль.
Мы пришли в Паново, будто тени, - оборванные, исхудавшие, голодные.
ЧАСТЬ 8. ДЕВЯТЫЙ ВАЛ. 1929-1930 ГОДЫ
НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ