Револьвер, системы "бульдог", оловянный со стальным стволом мне проиграл когда-то в "козонки" Серёжка Рыжий Пурусов. Он нашёл револьвер у своего деда Максима. Про револьвер, учась в Палехе, я совершенно позабыл. Сунул его когда-то в Передней Светёлке под пол, там он и лежал, ржавел.

Как я потом обнаружил револьвер - стоит сказать. Поселился я на лето в Светёлке, тесной комнатенке, в окружении любимых картин. Железная кровать, самодельный маленький стол и табуретка - всё мое оборудование. Дверь застеклённая и "итальянское" широкое окно над крыльцом. Круглобревенчатая стена со "Стенькой" и тесовая - с "Дозором". Над головой однорядный подшивной потолок и крыша. Под ногами тесовый двойной подшивки пол. Зимой в Светёлке холодные ветры гоняют паутину, снег на подоконнике с однорядной "холодной рамой", забытые в горшочках засохшие цветы "ваньки мокрые".

Потому так подробно описываю устройство Светёлки, что кроме места обнаружения опасной игрушки, знание лёгких тесовых потолков пригодится мне, когда 26 сентября 1942 года придется ломать потолок и бежать из камеры-сарая в Западне.

Лёжа на кровати, я услышал чёткое тиканье часов. Ну, думаю, это, наверное, в Передней комнате, за стеной, тикают заводные часы. Но почему они так громко через бревенчатую стену тикают - странно. Не даёт спать тиканье. Встал, вышел в коридор и вошёл в Переднюю комнату. К моему удивлению настенные часы с кукушкой стояли и не ходили. Снова вернулся в Светёлку - опять слышно тиканье. Опять вернулся, думаю, что кто-нибудь из домашних запустил часы. Ничего подобного, часы как молчали, так и молчат. Вернулся снова - и снова это тиканье. Да столь чёткое, чистое, что не улежишь. Наверно, где-то спрятаны в стене часы, подумалось. Не знаю, почему могла такая чепуха подуматься. Мне вдосталь подобной чепухи и галлюцинаций виделось и слышалось в то время. Обыскал стены - ничего нет. Обыскал потолок - тоже. В одном месте в полу была дыра. Просунул руку и нащупал... револьвер.

Никогда раньше я к огнестрельному оружию не питал никакого пристрастия. Может, потому что наш отец никогда не имел дела с огнестрельным оружием, оно как-то нам не привилось. Только один Аркаша тянулся к оружию с юношества в подражание своему духовному двойнику дяде Лёше. Больше никто. Даже после окончания войны наши парни легко расставались с оружием, хотя за четыре года можно было бы и прикипеть к нему.

Зачем мне был нужен револьвер?

Я тогда спал и видел себя в мстителях-разбойниках. Ночами, съёжившись под тулупом, я сжимал револьвер и чувствовал себя очень сильным. Только оружие делает человека смелым и непобедимым, прочитал я в одной книжке. Не хватало лишь "персидской княжны", чтобы я стал разбойником. Не хватало коня, чтобы превратиться в дозорного красноармейца. Я уже говорил, что в то время я жил в своих фантазиях, перетекая из одного образа в другой: разбойник - красноармеец.

"Бульдог" был неисправен. У него был сточен боёк, да и боезапаса к нему не было. Я его вычистил, разобрал и собрал, смазал - не было патронов. Расплющенный боёк у курка мне заменил мастер по металлу Витька Горбунов. Втайне сделал, я просил его не открывать, что именно мне он делает и для чего делает. Он-то знал, что это боёк для оружия, чтоб разбивать капсюли патронов при стрельбе.

Пришлось мне волей-неволей осваивать слесарное дело - делать патроны. Нашлись гильзы от других ружей - обрезал, подошли по диаметру, я того и не знал, что диаметр - это, по-военному, калибр оружия. Дробь - самое простое, у охотников её хоть отбавляй: всяких размеров - от бекасинника до картечи-жакана. Ох, как трудно было вставить в патроны пистоны. Стукнуть нельзя, может взорваться, останешься без глаз или без пальцев.

Целые вечера я проводил над патронами, закрывшись в Светёлке, пока не добился своего: зарядил "Бульдог" пятью патронами.

Вот и всё. А дальше?

Мерин Мальчик - лошадь смирная, шерстист, лохмоног, лоб с белой прозвездью, послушен, веди хоть куда. Наверно, он думал, когда я его тайком выводил из конюшни, что начнет возить навоз на поля. И, судя по ироническому взгляда больших, подслеповатых глаз, немало подивился, когда на него стали надевать деревянное седло. Седло я это взял у дяди Ильи.

- Куда оно тебе? - спросил насмешливый Илюха.

- Хочу съездить в одно место.

- В какое - "одно", христа, бога, мать!?

- Не лайся. И, вообще, дядя Илья, что это ты всех матюкаешь? Не умеешь говорить по-человечески, да? - впервые я заговорил с ним серьёзно, по-взрослому.

- Ты, чего это, Серьга-берьга, коновал, мышке ножки подковал? - заморгал от удивления глазами дядя Илья. - А, понял, к милашке в Казаково настроился. Передавай привет, в креста, бога, исуса, синклит, мать, душу, еси на небеси!

- Когда-нибудь я тебя шлёпну за этот мат!

- Что-о-о? Ты...? Меня…? К стенке? Ха-ха-ха! Агрономия! Да ты знаешь, как я могу работать пикой и шашкой? А ну, подожди, я сейчас выйду и с тобой...!

Дядя Илья и в действительности выбежал из дома с шашкой в руках. Но я уже был далеко и нахлёстывал своего Мальчика. Со всех сторон любопытные.

- Серёжка, куда ты? - кричит Ондря Полушин. - Возьми меня!

- На войну, что ли? - прищурилась Нюрка Куклина. - Али к Насте?

- Эй, Басов, куда коня угоняешь? - высунутся в окно второго этажа Мишка Калашников.

- Почему, угоняю? Конь наш, мой, куда хочу, туда и еду! - в ответ огрызнулся я и поскакал дальше.

- Серёнька, ты что это…? - недоумевала крёстная Лида. - Куда это ты, Серёнька?

Были и ещё несколько "куда" и "что" - я промчался сквозь них, как "всадник без головы" Майн Рида. Проскочил часовню, проплешину, где стояла ветряная мельница Ивана Шутина, развалины сапоговаляльного завода Пурусовых.

Не доезжая до Бокарей, чтоб не быть остановленным кем-либо, свернул в сторону леса Раменье. Снег ещё лежал крыгами на полях, зеленела вытаявшая озимь. Темнел вдали безлистый, высокий лес. За лесом - Казаково. Может, и в самом деле я собирался скакать к Насте? Снег же в лесу лошади по брюхо. Я заехал в гущу ельника, вынул "бульдог". Мальчик повернул голову, окинул меня ироническим взглядом. Испробовать, как стрельнет мой револьвер, пришла наконец-то отгадка моей поездки. Зажмурившись, я выстрелил - нажал на курок. Слабый щелчок - и только. Нажимаю раз за разом на спусковой крючок, на курок. Из четырёх пистонов - один выстрел. Зато какой! Мальчик и то испугался, рванулся, я слетел в снег. И смех и грех! Барахтаюсь по пояс в снегу, выбираюсь. Моего Мальчика и след простыл. Откуда и рысистость взялась - скачет, седло деревянное, набок съехало - по полю к Панову напрямки.

Возвращаемся порознь. Прохожу сквозь насмешливый строй однодеревенцев.

- С возвращением!

- Победил?

ЧАСТЬ 8.   ДЕВЯТЫЙ ВАЛ.   1929-1930 ГОДЫ  

Стр.113 из:   106  107  108  109  110  111  112  113  114  115  116  117  118  119  120  121  122  123  124  125  126  127  128   Читать дальше 

НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ