В деревне на Ильку махнули рукой: пустышка-человек.

Иного мнения был Иван Григорьевич Басов. Часами Илька смотрел, как из-под инструмента в руках дядьки Ивана выбегает спиральная стружка.

- Хочешь попробовать?

- Давай.

- Не так держишь. Вот как держи рубанок ...

Иван Григорьевич сделал пару табуреток и предложил Ильке сделать такие же.

- Я тебя научу, если хочешь.

- Давай.

Илька табуретку сделать не смог. Но из набора столярного инструмента у Ивана Григорьевича исчез рубанок, шершепка, молоток и долото.

- Ты взял, да? - спросил Иван Григорьевич Ильку и потрепал по вихрам волос.

- На, - сбегал, принёс инструмент Илька и… усмехался.

- А у меня ещё есть, бери себе. Только вот что, Илья, не надо карабчить, - наставлял Иван Григорьевич понравившегося подростка. - Попроси, я так дам. Могу и насовсем. Так что…

Что Ильке нравилось в таком же неунывающем, как и он сам, дядьке Иване, трудно сказать, а Илька и не задумывался, некогда было. Но в деревне заметили все, и немало подивились дружбе 25-летнего мужика и 14-летнего парнишки. Ждали и дождались, и немало посмеялись "уловке" Ивана Красного, когда увидели Ильку, пашущего землю Басову. Однако когда Илька вспахал и свою полосу земли, закаменевшей от многолетней слежалости, и с помощью всё того же дядьки Ивана посеял, лица деревенских просмешников стали серьезны. Радость юнца Ильки, собравшего первый урожай и понёсшего через всю деревню в Морыгино на помол полмешка ржи, невозможно было видеть без слёз.

Ничем не привораживал Иван Григорьевич Ильку, просто рассказывал ему про историю каторжника Баса, которую любил он самозабвенно, да размышлял о смысле жизни. Как бы поверял Иван Григорьевич всею своей жизнью такого же бедняка, как и Илька, накладывая её на свою мечту, и выказывал сокровенное, как стать исправным хозяином и разбогатеть.

- Разбогатеть, а зачем? - вслух сомневался внимательно слушавший разглагольствования дядьки Ивана Илька.

- Как "зачем"? Если все станут богатыми, то и вся страна разбогатеет. Надо больше сеять, собирать богатые урожаи, вводить шестиполье вместо трёхполья в севообороты. Надо вводить минеральные удобрения вдобавок к навозу. Надо механизировать тяжёлый ручной труд землепашца - машин побольше. Простую лошадь со временем заменит железный конь - трактор. Конечно пока это только мечта, но дай время, народ скинет царя и установит свою власть - тогда всё и сбудется.

Дядька Иван - мужик "ученый" - не как все деревенские. Газеты выписывает, книг в доме полно. Может потому, что не агитировал Ильку, не призывал в сторонники себе, а как бы исповедовался, делился своей мечтой о преобразовании жизни, ничего взамен не требуя, даже согласия - все его такие разговоры, как овёс в заждавшуюся землю, влажную и даже грязноватую, кинул - зазеленело. "Зазеленел" на всю жизнь и Илька, да было стыдно признаться, никто бы не поверил, о чём он думал, лёжа на сеновале и в щель глядя на двухэтажные пурусовские дома и возводимый рядом дом дядьки Ивана. Видел себя живущим "богато", а свою мать Егоровну в чистой ситцевой одежде и не босую, а в кожаных с резинками полусапожках-бурках.

Может, немалое значение имела в их отношениях и странная внешняя схожесть мужика и парнишки. Оба круглоголовые, рыжевато-русые, невысокие, но подбористые, походка враскачку, руки вразмах. Только дядька Иван "смешил" деревенских не Илькиными чудачествами, а своими мечтаниями о "равенстве и братстве", о том времени, когда все люди без различия станут богатыми и счастливыми. И над обоими смеялись. В ответ и Илька смеялся сам, не зная почему. А дядька Иван сердился, не понимал насмешек, и оттого над ним еще больше надсмехались. А на Ильку махнули рукой.

Похожие. Однако судьбы были такими разными! Папаша и дядя Илья были и остались в моей памяти как две ипостаси одного образа. Иван рождения 1882 года, Илька - второй Иван - 1894 года. Двенадцать лет, разница вроде бы невелика, а - две эпохи, которые пришлось прожить, сделали из них двух человек, абсолютно не похожих один на другого. И мне порой думается, что не случись "Розового дома", и не откажись в 1925 году отец от перехода на службу в Губпродкомиссариат - он пошёл бы той же самой дорогой, что и дядя Илья.

А может, не будь моего отца и его влияния на Ильку, не было бы и самого того Ильи Алексеевича Лопатина, что прошел с деревней всем трактом колхозной жизни навстречу мечте, заброшенной в его юношескую душу дядькой Иваном Григорьевичем Басовым.

Дядя Леша был сам по себе низенький и квадратный, подобно дому, который он выстроил для себя. Ему пришлось служить в армии ещё до Германской войны. Я видел как-то фотографию предвоенных лет накануне Германской войны. Стрелковый полк перед выступлением на позиции. На оборотной стороне витиеватыми крючкастыми буквами надпись: "По указу от 28 июля 1914 года". Бравый, в картузе с высокой тульей, кокардой и орлом стоит в строю унтер-офицер Алексей Басов: лихость и зоркость во взгляде. По бокам и за спиной - лес гранёных штыков.

Только отбухал действительную службу, построился и женился, как надо снова: "Ать-два! Ать-два!" Пришлось дяде Лёше воевать, бросили дивизию в Закавказье, на Турецкий фронт.

Пришла к нашим тётка Ираида, жена дяди Лёши, вся в слезах, принесла письмо.

- Братец, от Алёши казённое письмо, ранен.

Папаша прочёл письмо из полка.

Турецкий фронт. Действующая армия. Старший унтер-офицер Алексей Басов за героизм и мужество награждён Георгиевским крестом 4-й степени.

- Чего ж ты его оплакиваешь, невестка? - сказал папаша. - Радоваться должна - живой. После лазарета получит отпуск, приедет на побывку. Ну, Олёха! Ну, герой!

Прошло недели три, снова приходит Ираида.

- Маманя, дай закваски, тесто хочу поставить. Чует моё сердце, что Лёша вскорости приедет.

- Письмо, что ли?

- Да - нет, просто мне приснилось.

Неделю спустя - сон в руку - прикандыбал на костылях дядя Лёша: на солдатской шинели - крестик и медаль - кавалер.

- Хлеб да соль!

- Проходи, герой, садись с нами ужинать, - сказал папаша, расцеловав брата.

Дядя Лёша - уж такой он был, что никогда не сядет за стол у брата - присел на порожек в дверях.

- Благодарствую, братец. Только что из-за стола. Я вот тут, по-окопному. Подымить можно, али выйти в сенки?

Всего и побыл-то с неделю, и костыли бросил. Рассмеялся:

- Выздоровел!

И огорошил неожиданным решением ехать в город.

- Не за покупками, братец, в полк возвращаюсь.

- Спешишь на войну за вторым крестом? Так за царя-батюшку сколько не воюй, спасиба не дождёшься. Смотри, как бы вместо золотого, деревянный крест не схватить.

- Какова уж будет Божья воля…

На прощанье братья уединились.

- Уезжаешь, посидим напоследок. Так и не поговорили. Что в мире делается? Скоро ли солдаты думают прикончить войну?

- Дела на фронте плохи, брат. В газетах об этом не найдёшь. Шатание идёт.

- От кого, брат?

- От кого? От смутьянов, которые сами на фронт не идут, а окопались и тылах и… разлагают.

Не получалось искреннего братского разговора, как никогда не было и раньше искренности между братьями. Хитрил дядя Лёша. Говорил витиевато и много, а, по сути, - пустые слова.

- Шатается трон. Жизнь вот-вот грохнется. Переждать бы, посмотреть, чей будет верх, чтоб не прогадать.

На другой день уехал дядя Лёша на попутке. А с кем? Вроде и не ночевал в деревне никто из проезжающих. Опять какой-то хитрёж. Вот ведь человек, из всего тайну делает!

Через пару недель прояснилось. Кока Анна зачастила ходить в лес. Известно, что зимой грибы не растут. Дознался папаша. Оказалось, что дядя Лёша в дезертиры подался. Сидит в лесной землянке преспокойно, переждать решил, чей будет верх. Год с небольшим дядя Лёша, Иван Уранов да Иван Ляпин жили в лесу. Вышли дезертиры из леса только после свержения царя.

ЧАСТЬ 2.   МОИ КОРНИ.     

Стр.41 из:   34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44   Читать дальше 

НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ