 |
СЕРГЕЙ БАСОВ
|
ПАНОВСКИЙ ТРАКТ
|
-35-
|
Укоренение Басовых в Панове
В одном из двух писем папаши, написанных брату Михаилу в декабре 1945 года, он так продолжил рассказ о нашем роде:
"Прадед Трофим Кузьмич Басов, сын Кузьмы Ивановича Басова был 3-й известный наш предок; четвёртый - Евграф Трофимович, пятый - мой отец Григорий Евграфович, шестой - ваш отец, т.е. я, Иван Григорьевич, и седьмое поколение - все вы, мои дети.
Прадед, деды и отцы наши жили в 45 верстах от города Шуи в деревне Панове. Паново произошло, как мне говорили деды Ермил и Хрисанф Трофимовичи - бывшие братья моего деда Евграфа, от слова Пан. В момент нашествия поляков якобы поселился поблизости какой-то пан - с тех пор и деревня и называется Пановым. Раньше же она именовалася сельцо Вознесенское. Я сам в детстве видел записи предков как именовалася наша деревня, она называлася сельцо Вознесенское - Панова тож. Затем через ряд лет переименовалось в Паново. Из преданий и рукописей мы видим окружающие наше Паново стародавние села: Холуй, Парско и тогда называвшийся посад Шуя. Они якобы существовали во времена князей Шуйских. Василий Шуйский был наместником Шуи и Холуя. Это его были вотчины. О Парском я знаю от старожилов только то, что когда Иван Грозный шел с войском и завоевал Казань, то в Парском селении воздвиг Храм - церковь и в ней приказал повесить царские двери из кованнаго серебра. Эти тяжелые царские двери в алтаре, перед престолом служения, висели до настоящих времен: Парское село от нас 30 километров - оно тогда было в Костромской губернии, а ныне оно Ивановской области. Село Холуй тоже в 35 километрах от Панова на реке Тезе стоит. Оно принадлежало раньше как и наше Паново к Вязниковскому уезду Владимирской губернии. Теперь же наше Паново Палеховского района, а Холуй Южского района, и оба, т.е. Паново и Холуй Ивановской области.
Наше селение Паново стоит на большом Аракчеевском тракте. Эта Большая дорога простиралася от Нижнего Новгорода, ныне именуемого городом Горьким, через город Ярославль и Рыбинск до Петербурга, бывшей столицы Русского Государства, ныне называемого городом Ленинградом. По этой дороге со времён Екатерины Великой тянулися сплошной вереницей обозы лошадей, нагруженные всевозможными товарами: тканями, ситцами, мясом, рыбой, гусями и т.д. Наше родовое селение в былые времена, как говорят старожилы, было окружено дремучими лесами.
Недалеко, в 5 верстах от Панова по Тракту Большой дороги, усаженной по возвышенным бульварам берёзами, которые на сей день ещё хранят свои вековые тайны, стояла деревня Сваруха. По преданию и со слов старожилов эта деревня занималася грабежами. Нападала на проезжих и идущие мимо этой Сварухи обозы. Вся деревня властями того времени была стёрта с лица земли и сослана в далекие Края Сибири.
Едущие люди и движущиеся обозы лошадей всегда находили приют и остановку в Панове. В деревне нашей были знаменитые по тому времени постоялые дворы братьев Полушиных и Пурусовых. Впоследствии при дедушке Евграфе основался постоялый двор и у нашего деда, так как он был человек смирный, он на отхожий овчинный промысел по зимам на Урал и Поволжье не ходил - как это делали его братья: Хрисанф, Ермил и Спиридон. Он зимовал и кормился сам с семьёй около своей старухи Александры, бабушки моей. Эта бабушка Александра была родная сестра нашей бывшей коке Дуне, которая меня и Вас воспитывала и которую я с честью по-христиански похоронил в селе Варееве в ограде Успенского Храма среди могил нашего отца Григория Евграфовича, деда Евграфа и ее сестры, а нашей бабушки Александры. Поставил над их общей могилой чугунный крест с надписями. В дни Революционной Эпохи 1918 года эти памятники невежественными людьми были уничтожены. Но так как общая могила наших предков мною была сделана капитально, то памятник сей из кирпича и цемента со взломанным крестом сохранился до сего времени.
Возвращаясь к своим предкам, охарактеризую кратко кто они были. Они сначала были вольные землеробы-крестьяне, потом попали в кабалу помещиков. Наше селение было в руках помещика Свешникова.
Кто были и как жили наши деды? Знаменитым и грамотным был наш дед Трофим затем от Трофима был неплохим дед Ермил".
Вклинюсь в папашино письмо своим рассказом.
Варвара с сыном жили тихо и скромно. Она учительствовала, лечила травами, принимала роды и всю себя отдавала воспитанию сына. Внешне он был точной копией того, за кем она пошла в Сибирь. Трофим рос с твёрдым - по матери - характером, с широко развёрнутыми плечами - по отцу. Любознателен, весьма начитан, проповедовал добро и человеколюбие. Да и деловит был. За что бы ни принимался, всё делал основательно, красиво и с выдумкой. Выделялся он среди пановцев тягой к общественной деятельности. Не однажды выбирался в бурмистры, был просветителем по земской части. Как память о нём стоял в Малом Панове картинно-сказочно красивый дом - народная библиотека, а в хуторке Выставке - трёхклассная школа.
Домик Библиотеки, небольшой, с вместительным крыльцом, выкрашенный масляными красками, ещё стоял в Малом Панове в ранние годы моего детства.. Не каждое село, не только деревня, могла бы похвастаться наличием Нардома и Библиотеки, а в Панове было и то и другое. Книги на все возрасты, свежие газеты - в любое время дня. К стыду своему, убей - не помню, кто был библиотекарем. Первым библиотекарем, кажется, была какая-то женщина из Сакулина. Ни имени, ни образа её не сохранила моя память. Зато вторым избачом (позже Библиотека стала называться Избой-читальней) - был Василий Макарович Мамаев.
А теперь пусть папаша продолжит.
"Но самым выдающимся из Басовых был Хрисанф Трофимович. Он не пожелал быть крепостным-крестьянином и в опале помещическаго режима. Он с себя снял ярмо помещичьего гнёта: сумел уехать из Панова в город Верхнеуральск, ныне недалеко отстоящего от знаменитого на весь мир гиганта металлургии - Магнитогорска. Дед Хрисанф со своей старухой Ульяной и сыном Ефимом, оформив свое сословие мещанинами на окраине в Верхнеуральске возвел небольшой дом на заимке и устроил овчинный завод. Как он, так и сын были специалисты своего дела. У Ефима было пятеро сыновей, из них был выдающимся Иван. Все они обучилися в школе, возрастали, поженились и жили мирно единой общей семьёй. Настроили домов, расширили завод. Вырабатывали сами овчину, шубы, тулупы, яги и т.д. И всё это делали без найма, своими руками. Правда, имели подсобную силу - вроде возчиков и учеников. Но регулярной наёмной силы не имели. И вот их овчинное дело гремело в Челябинске, в Петропавловске и прочих городах. Всем делом руководил дед Хрисанф. Он со своей Ульяной много раз бывали у отца своего Трофима в его старом ветхом доме. Я тогда был мальчишкой. Любил этого деда. Он был очень добрый и вина не пил годами. А когда запивал, то пил месяц, и два. Если пьянка застигала его не у себя дома, а на ярмарке или в отъездах, то этот дед оптом пропивал всё без остатка.
Я знаю два случая. Первый - как он на десяти возах вёз готовый товар в Челябинск на ярмарку. Дорогой запил, продавал возами. Его знали люди и покупали за дешёвку. Тут же сообщили сыну Ефиму телеграфом, и вот сын Ефим выкупал воза товара и лошадей у этих лиц, и пропало мало. Второй случай. Он привёз два вагона овчины в Шую, продал её шуйским купцам-овчинникам и запил. Отец мой узнал, поехал за ним, дело было весною, доехал до Бокарей, а наш прославленный дед Хрисанф сидит пьяный под окном Сурковых. С отцом был старший мой брат Михаил, взвалили деда на телегу и повезли в Паново. Обмыв его, освежили, выдержали постепенно, давая вино порциями. Дед вошёл в себя. Поехали в Шую. И что же? Купцы, купившие у него товар, узнав, что он запил, деньги за полтора вагона взяли, а остальные отдали ему. Дед получив при отце эти деньги, поблагодарил их за внимание, а отца нашего за заботу. Дал отцу денег и продуктов накупил, а затем, распростившись, уехал к своей Ульяне. Этот дед жил до 90 лет насыщенной жизнею и помер в кругу своих сынов и внуков во славе мирской жизни. Сын его Ефим был малоразвитый, но у него были чудесные дети, дело шло хорошо, но изломалася вся их жизнь в эпоху Октябрьских событий. Все дети, то есть внуки деда разъехались по разным городам Сибири. На этом кончаю о дедах и Басовом родословии.
Теперь опишу об отце и о себе. Отец до 35 лет не пил водки, никакой табак не курили ни он, ни дед Евграф. Отец по зимам ходил на отхожий промысел, потом обжился дома, стал выпивать. Простыл. Ослеп. Детей у него было 3 сына и 4 дочери. Помер он на 20 годах моей жизни. Я уже был женатым. Свидетелем всему ваша мать. Отца долго лечили. Старший сын и мой брат Михаил нас бросил и уехал с семьёй в Сибирь.
Я, ваш отец, в юные года своей беспросветной жизни пошёл в услужение в фирму Шаброва Николая Викторовича. Шабров купил большой свечной салотопный завод у помещика Свешникова. Завод располагался в Ярославле на углу Малой Дмитревки, что у вокзала "Всполье", Шабров переоборудовал его в сапоговаляльный. Эта фирма Шаброва в кампании Балашова и костромского купца Спрыскова своими доброкачественными валенками была на славе. Товары этой фирмы продавались в Петербурге и Москве и на Нижегородской ярмарке, знаменитой тогда на весь мир. Ярмарка эта длилась с Ильина дня до Воздвиженья т.е. с 18 июля по 18 сентября старого стиля. Взял меня Шабров. Он ездил из Ярославля через Шую-Палех мимо нас в село Пестяки за варежками, за носками и перчатками, и меня, юркого в то время мальчишку 13-ти лет от роду, то есть после окончания мною Вареевской Пятикласной школы Министерства Народнаго Просвещения взял на этот завод. Подробности своей семилетней работы в этой фирме раскажу после. Летами меня отпускали домой на крестьянскую работу.
Отец болел, и хозяйство наше и надворные постройки пришли в упадок. А когда он умер, то оказалось, что долгу на отце было больше тысячи рублей. Весь наш скарб оценен был в 850 руб. Заимодавцы хотели наше хозяйство продать на копыл. Но я и мать со слезами на глазах упросили их рассрочить долги. Они рассрочили. Я платил и постепенно выплатил. Худое хозяйство сначала поправлял, потом сломал и воздвиг новое всем Вам известное. На этом кончаю".
Добавлю кое-что от себя.
Канула в Лету старина. Давным-давно высохло болото, никто кроме стариков уж и не помнит, что оно звалось Прорвой. Насытилась, затвердела болотная гать и уже не глотает в весенне-осенние паводки земляное полотно. Была или не была колдовская деревенька с бабьими привадами? Кому интересно это знать, может, и была...
Быль или придумка эта история с каторжниками, сражавшимися на гати у Прорвы? И была ли, существовала ли Варвара, что пошла в добровольную ссылку за своим мужем, а потом осталась верной ему и за гробовой доской, легла с ним рядом под Крестиком? Подумаешь, какая невидаль - самопожертвование. Да вся Русь на том стоит. Не такое ещё бывало, да и сейчас бывает, стоит только всмотреться, вслушаться...
Бунты, восстания, всякие социальные пожарища - ими опалена и закалена Русская земля. Целые регионы, города и села, не говоря уж о деревнях, уничтожались. Может, после подавления бунта у Прорвы сожжено было и Паново, а люди сосланы.
Давно солнце, ветер и дожди изгладили на дубовом вековом кресте под липой надпись. Попробуй, прочти: кто тут лежит. Молве верить - так лежит тут, сложил буйну голову, лихой разбойник-атаман. Туда ему и дорога душегубу...
Однако живет Паново...
На лесных пожарищах малинники да иван-чай первыми кидают на опалах семена в землю. С жадностью к жизни необычайной они спешат утвердиться в этом мире, выгнать по весне зеленя, к лету зацвести, по осени вызреть, и новыми семенами расселиться вширь. Пылят и пылят во все времена басовские бабьи малинники да мужские иван-чаи... Ветры времени развеяли басовские семенники по всей губернии и за ее пределы.
Варвара скончалась так же тихо, как и жила, завещала положить себя под липой у Крестика.
Трофим выстроил себе просторный дом-пятистенок из толстенных сосновых брёвен, украсил резьбой наличники, привёл в дом жену, широкобёдрую купеческую дочь из Майдакова.
Стояли у гроба первого пановского Басова, патриарха семьи, Трофима Кузьмича, четверо сыновей и дочь. Разделилась, и четырьмя руслами потекла жизнь Басовых. Вроде, недавно и было-то, помнят ещё на деревне. Старший, Хрисанф, уехал на Урал, но трое коренастых, широкоспинных мужиков-бородачей - Ермил, Евграф и Спиридон - ражие, горбоносые и голубоглазые, изрядно когда-то потянули за вожжи взнузданную властями деревенскую жизнь, рвали удилами губы. Самой младшей была дочь - Евдокия. Сыновья - мужики хозяйственные, жадные до земли, все как отлитые в одной форме: коренастые, как дубы, косая сажень в плечах. На масленицу в деревенских схватках стенка на стенку - первые бойцы. Разными они были.
Если и было у них что-то общее, так это присущее им всем беспокойство. Всё-то они куда-то спешили, будто опаздывали. И ещё была и вовсе непонятная другим неудовлетворённость. Эти качества делали их чудаками в глазах однодеревенцев, вызывали спрятанные усмешки, а со стороны богачей Пурусовых - нескрываемое злорадство.
Ермил пошёл по стопам отца, но больше-то прославился рисованием, живописью. Покончит с крестьянскими делами по осени, оставит баб лён мять, а сам с мольбертом по губернии. От него - портреты мужиков, возведенных в "святые" в настенной живописи Вареевской церкви - неслыханное святотатство.
Младший, Спиридон, ударился по конной части, покупал и менял лошадей, дали ему кличку "Цыган". Оказался нечист на руку. Так где-то на ярмарке его и забили до полусмерти.
Все Басовы отличались трудолюбием. Любили всласть поработать до ломоты в костях. За земелькой ухаживали, как за красной девицей на беседах да гульбищах. Так её унавозят, распашут, разборонят - не земля, пуховая перина, хоть ложись на неё. За то и платила им земля богатыми урожаями.
И вечная существовала вражда с купцами Пурусовыми.
Не своей смертью умер бывший ротмистр-каратель и не через увечье, полученное в сражении на гати. Ехал купец 1-ой гильдии Андрей Пурусов с ярмарки с деньгами, убили его на лесной дороге близ Сварухи. Сыновья его, Сергей и Максим Андреевичи, винили в его смерти Басовых.
Удостоверение подлинности существования Трофима Басова
Одно время после войны в 45-м году я с семьёй жил в Шуе у отца с матерью на 6-й Пушкинской, 25. Как-то разбирая книги на чердаке, напал на старую без корочек книгу. Начала в книге не было, но в конце книги были весьма интересные для меня записи. От руки, со старинным "ять", чернила отгорели, было написано:
Сия книга деревни Панова крестьянина
Трофима Кузьмича сопственная.
А на обратной стороне чистого листа тем же почерком ещё одна полувыцветшая от времени надпись:
Подписывал книгу сию Земъской
Трофимъ Кузьмичъ по старому фамилию
бариновъ Пожертвовал сватушка
Иван Тихонович г-нъ Пряхин 3 гильдии
купеческий сын 1837-й год августа 25 дня
им куплена у Макарья
заплачена 3 рубли 50 коп ассигна.
Карандашная запись в конце книги другим почерком:
1868 годъ от РХ
Владимирской Губернии
Вязниковского уезда
Вареевской волости
Пановского Общества
Деревни Паново
Трофимъ Ку Басовъ
О Т К А З А Л Григо…
Пропись Книги Путь ко спасению
Трофим Кузьмич - мой прапрадед по отцу, а Григорий, надо думать за недописанное, Евграфович - мой дед.
Неправедное богатство Евграфа Трофимовича
Средний сын Трофима Кузьмича, Евграф, прилип к земле, врос в неё, песчано-суглинистую, здесь неродючую - не оторвать. Работал с темна до темна, зато жил справно: две лошади, две коровы, сбруя, из сельхозинвентаря - жатка-лобогрейка, молотилка.
Евграф Трофимович спал и видел себя богатым. Убедившись в верности пословицы, что от трудов праведных не наживёшь палат каменных, играя в карты, он прибег к шулерству. И надо же, повезло мужику при игре в "очко"! Сорвал он куш в несколько тысяч червонцев и немедленно откупил мачтовых сосен Демидовский бор.
К деньгам идут деньги, это известно. Владение Демидовским бором открывало его владельцу кредит в Земском банке и, что уж было неслыханной честью - должность бурмистра.
Евграф Трофимович был, однако, осторожен и… прижимист. Зря деньгой не бросался. Ухватив счастье за талию, не отпускал, держал крепко и больше в карты не играл.
Жену и сына Григория держал в страхе и повиновении. Чуть что - не по нему, пускал Еграша кулачищи в ход.
ЧАСТЬ 2. МОИ КОРНИ.
НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ
