В детстве я и предполагать не мог, кем нам приходится эта слепая старуха, жившая у нас за перегородкой в Чайной, и что она значила для нашего отца.

Загадочная кока Дуня… Отец считал её сестрой своей бабушки Александры, жены Евграфа Трофимовича. А я только полвека спустя, из разговора со старшим братом Александром, узнал, что была кока Дуня дочерью Трофима Кузьмича.

После похорон отца Дуняха, отчаюга-девка, длиннокосая красавица, не стала выпрашивать у братьев себе приданого. По большой дороге много всякого народа ездит - умей только видеть, слышать и понимать. Подсела бой-девка к проезжему удальцу-молодцу в кошёвку с ковровым пологом. Умчали серые в яблоках кони-звери Дуняху Басову по накатанному зимнику в сторону Волги. И с концом. Сожрал тракт девку. Ничего о ней не было слышно с тех пор. Может, побаловаться с девчонкой задумал гусар в собольей шубе с чёрными усиками над губой? Побаловался и ссадил невесть где посередь дороги - шагай дурёха пановская! Правда, не таковская эта девка, чтобы легко было её захомутать. А, может, висит где-то в петле на осиновом суку, окоченевшая, и вороны глаза повыклевали. Растаял за кошёвкой снежный вихорок - из памяти вычеркнута.

Да ведь всякое случается в жизни. Суждено было Дуняхе вернуться в Паново только в 1906 году, когда не только братьев, но и племянников не оказалось в живых, и доживать свой век кокой Дуней в семье внучатого племянника Ивана Григорьевича.

Ребятишки играли в лапту в Малом Панове. Неподалёку, у Чайной, остановилась богатая городская карета: серые в яблоках кони цугом, кучер в сафьяновых сапожках на облучке. Вышла из кареты барыня в шелках, бриллиантах и золоте.

- Эй, детки! - позвала она мальчишек. - Скажите, где живут Басовы?

- А Вам каких Басовых: Спиридоновых, Ермиловых или Евграфовых?

- Так много развелось у вас Басовых? - засмеялась барыня и одарила парнишек дешёвыми пряниками и леденцами. - Мне бы дом Евграфа Трофимовича. Можно показать?

- Айдате, покажем, он в Большом Панове. Только Евграф Трофимович да и Григорий Евграфович Буян давно умерли. А в доме: бабка Алёна да женатый сын Иван Григорьевич. А вы кто такая?

- Я-то? Я тоже была когда-то пановская Басова, - сказала барыня. - Меня зовут Евдокия Трофимовна. Ну, ведите же меня к Алёне Фёдоровне.

Пановских баб и мужиков трудно чем-либо удивить. Но тут было чему удивляться. В деревню вернулся человек, которого даже и старики-то не все помнили, так давно он исчез. Одно совпадало: убегала Евдокия на серых в яблоках конях-зверях, на таких же и приехала. Вернулась давно отпетая и в мыслях похороненная, некогда отчаянная деваха - Евдокия Басова. Убегала девчонкой, вернулась седой старухой. Встреча прошла без радостных восклицаний. Какие разговоры могут быть с покойником - одни слёзы!

Басовский прадедовский дом, построенный ещё Трофимом Кузьмичом, заметно постарел: наклонился он, покосились окна. Только толстенные, в обхват, брёвна в стенах напоминали о прошлом.

Рассказала Евдокия про себя, свою жизнь. Слова она выговаривала неправильно, путалась в ударениях. Она дважды была замужем. Первый раз за молодым золотопромышленником, с которым сбежала из Панова. После трагической смерти мужа, убитого в тайге, вышла замуж за француза. Уехала с ним в Париж. Там его и похоронила, вернулась в свою Сибирь. Детей не было. Распродала золотые прииски и поехала домой, в Паново. Только одной Алёне Фёдоровне с глазу на глаз под великим секретом поведала о "беспорядках" на сибирских золотых приисках на реке Лене. За 35 лет жизни на стороне ни разу Евдокия Трофимовна не вспомнила про родную деревню Паново, не подала весточки о себе. А теперь приехала, убежав из Сибири, с революцией по пятам. Неожиданное вторжение её в жизнь бедной родни вызывало недоумение. Рассказывая про себя, Евдокия Трофимовна часто смеялась, как бы стараясь загладить свою вину. Но смех не мог рассеять сумрак на лицах Басовых, стереть из их глаз кричащий вопрос: "Ну, что тебе здесь надобно, забубённая ты головушка?" У Алёны Фёдоровны жизнь была совсем другой: в нехватках, в заботах, как бы прокормить семью. Муж-пьяница да малые дети, теперь вот внуки пошли. А этой барыньке и счастье привалило, а вот не знает, как жить под уклон пути. Холодно встретила Алёна Фёдоровна постаревшую беглянку.

Евдокия заметила настороженность.

- Что же вы не обнимете меня?! - воскликнула она, полусмеясь и полуплача. - Иванко! Марьюшка! Олёна Фёдоровна, голубушка! Ну, бросьте вы дичиться! Говорю что ли с нерусским акцентом - это? Но ведь я же русская, деревенская, ваша, Басова.

Первым не выдержал и бросился к "тётке" Иванко.

Неделю прожила у Басовых бабка Евдокия, ходила по дому с тремя прирубами и всем восторгалась: старыми стенами дома, полами с широченными половицами, массивным крючком, на который запиралась изба. Прошлась большим и пустым двором, захотела увидеть овин, сарай, старую баню и колодец возле погреба.

- Куда же Вы, тётя, сейчас? К себе в Сибирь? - спрашивал её Иван.

- Нет, Иванко, туда меня не тянет.

- Наверное, жили там в роскоши…

- В Сибири у меня, Иванко, был не дом, а целый дворец, похож был на терем.

- А давайте, тётя, я Вам построю аккуратненький домик-теремок здесь, напротив нашего дома? Хватит, поездили по миру, навидались всего. Наверно, хочется и на покой?

- Ты свой дом построй, Иванко. Хочешь, я дам тебе денег и на него? Откуплю тебе Демидовский бор.

- Откупите, тётенька, - не скрыл радости Иван.

Ходила Евдокия и по деревне, вспоминала да восторгалась всем и под конец решила, что останется здесь доживать свой век.

- Ладно, Иванко, сказала она, - так и быть! Пановская земля родила, пановская же земля и возьмёт. Лягу на вареевском кладбище, рядом с отцом и мамой. Строй мне дом, и себе - большой дом на месте родительского.

Бабка Алёна, приглядевшись, нашла, что Евдокия - особа хотя и легкомысленная, по бабкиным строгим меркам, но как человек - добрая. Но тревога, вызванная появлением в доме богатой барыни, не уходила. Вздохнула, было, бабка Алёна с облегчением, когда Евдокия начала собираться в путь.

- Я ненадолго отлучусь, Алёна Фёдоровна, Может быть, поезжу по России. Хочу походить в театры в Москве, Петербурге, если сил хватит. Потом - поживу в монастыре, - говорила она на прощанье Алёне Фёдоровне. - Приеду. Умирать здесь стану. Иванку я Демидовский бор откупила, он хочет строить новый дом. Да и мне мой теремок построит. Я оставила Иванку денег. А это, Алёнушка, мой свадебный подарок внучатым племянницам Машеньке, Аннушке, Надюше, - указала она на небольшой сундучок. - Тут золотые монеты, спрячьте.

- Золота не приму, - твёрдо сложила губы Алёна Фёдоровна.

- Можно бумажными купюрами, согласны? У вас дом старый, крыша протекает.

- Ничего, жили раньше и теперь проживём. Спасибо Вам, Евдокия Трофимовна, за привет и ласку. Вы очень добрая.

- Я совсем не добрая. Да-да, жила для себя. Это эгоизм.

Видя, что ей не уломать Алёну Фёдоровну, богатая родственница поступила иначе. Она отдала всё Ивану.

Ночью, когда все спали, Иванко разбудил мать.

- Что тебе, сынок? Проводил барыню?

- Проводил, маменька. У меня дело к тебе. Встань, поговорить надо.

- Хорошие дела при Божьем свете делаются, а не в ночной тьме.

Привёл Иван мать в чулан.

- Маменька, вот и нам счастье привалило, - торопясь и обжигаясь словами, заговорил Иванко. - Здесь целая тысяча целковиков! - раскрыл он знакомый Алёне Фёдоровне сундучок. Подумать только, целый клад. Ну, теперь я развернусь, наконец, - потирал он руки. - Маменька, баба Дуня ещё обещала!

Вот почему так болело сердце Алёны Фёдоровны. Чуяло оно, что не к добру этот приезд. С детских лет Алёна Фёдоровна усвоила: где золото, там несчастье. А эта барыня-крестьянка припёрлась со своим богачеством и всучила-таки золото бедному Иванку.

- Ещё покойный Шабров, мой благодетель, пророчил мне широкую дорогу. Я, маменька, думаю, как Пурусовы, завести сапоговаляльное производство. Ну, братец-сибиряк, держись!

Не уберегла Алёна Фёдоровна сына от золотого соблазна. И как теперь быть, не знала. Одно понимала: если она сейчас оставит всё, как есть, пропадёт любимец-сын.

Как отвести от семьи золотую беду? Предчувствовала, что сын добром не уступит. Какой бедняк откажется от "клада"? Золото… Тысяча червонцев… Сказать: выброси - сочтёт за дурочку. Да и никто такого совета не примет. Все в этом мире хотят стать богатыми. А в золоте этом - погибель. И надо старой матери спасать сына от лёгкого богатства. И чего он, её кровинушка, любимец и надёжа семьи, так помешался на богатстве? От купцов набрался?

- Вот засыплешь меня землицей-матушкой, тогда и начинай своё "дело", сын мой, - заговорила она с придыханием и, не торопясь, сокрушённо покачала распатланной головой.

- Маменька, тебе плохо? - спросил Иванко.

- Не-е, сынок, - собралась с силой духа Алёна Фёдоровна. - Ты знаешь, сказывала не раз: от золота все беды. Первое: начнёшь "дело" - завод будешь строить. А как людям объяснишь, откуда деньги взял? И пойдёт по миру молва: убил, ограбил. Ты помнишь, как о прошлом годе твоего благодетеля Шаброва Николая Викторовича зарубили у Сварухи? Похвастался золотишком, его и… Может, так порешим: пока золото нам пока не очень нужно, спрячем кубышку, зароем в землю.

Она знала, что сделает, и готовила к этому молодого честолюбца-сына.

- Отдай-ка ты мне этот свой "клад" на сохранение. Понадобится - возьмёшь. Только поклянись, что… Постой, я принесу Евангелие.

- Маменька, ты чего задумала? - испуганно прошептал Иванко.

Она не ответила, принесла толстое Евангелие и крест из Иконостаса. Она была мертвенно бледна, глаза в страхе расширены.

Иванко понял, что его хотят лишить золота, схватил сундучок, прижал к груди.

- Не дам!

- Дашь. Клянись. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа…

- Убей, прокляни - не отдам! - забился он с сундуком в глухой угол чулана.

- Говори "аминь". Или ты мне… не сын, а я тебе… не мать, - страшным, неслыханно чужим голосом произнесла она.

- Аминь, - покорился Иванко и зарыдал.

- Не проговорись своей жёнушке, - наставляла она. - Тайна - когда знают двое, помни… Ступай, а я тут побуду…

В ту же ночь, на заре, соседка Басовых, несыпучая, как сова, Егоровна, видела, как Олёна Фёдоровна проехала на телеге в сторону Малого Панова. Пронзительно и кругло разила светом луна. Дегтярно-чёрные косые тени домов загораживающее легли поперёк улицы. Телега простучала по жердям гати и смолкла. Безголовой гадюкой пополз из болота Прорвы молочно-белый туман. Паново утонуло в нём по самые верха закопчённых печных труб.

По ту сторону болота, на Малопановской стороне Чернухи, возле малопановских бань, приткнувшихся к болотистой няше, есть одно место, где круглый год парит вода. Малопановские бабы и весной, и летом здесь полощут бельё, а зимой берут воду для бань. "Ключик" зовут это место. Что бы ни уронили в воду - как чёрту в пасть. Хоть на верёвке спускайся до дна, в клокочущей воде не достать. От бань вела к Ключику дощатая, на вбитых кольях, дорожка помоста.

Надёжнее места Олёне Фёдоровне в её деле не найти. Мешок с сундучком она волоком протащила по помосту до Ключика. Прежних сил в скрюченных пальцах не было.

- Чтоб тебе ни дна, ни покрышки, треклятое, - прошептали губы Олёны Фёдоровны. Она пододвинула кладь к самому краю помоста, ногой столкнула в бьющую ключом воду. - Сатаной создано, к сатане и возвращайся! - сказала она под бульканье потревоженной утробы и перекрестилась.

Попутешествовав по России, Евдокия Трофимовна сделала большой вклад золотом в женский Воскресенско-Фёдоровский монастырь под Шуей. Пожила там какое-то время, но постригаться не стала. Не по её деятельной жизнелюбивой натуре было затворничество в монастыре. Не захотела она живой ложиться в холодный склеп. Но годы давали о себе знать, слепнуть начала. Полуслепая вернулась в Паново доживать свой век. Там её ждал маленький домик, построенный на её деньги папашей. В этом домике она и обрела покой, так необходимый ей для воспоминаний и молитв.

Я застал ещё коку Дуню. Жила она напротив нас рядом с домом дяди Лёши. Стоял такой аккуратненький домик, без подворья, под окном высокое дерево, черёмуха. Я частенько ночевал у неё. В памяти остались картины страшного суда на стенах избы, иконы в углу, медный рукомойник на два соска, подвешенный на верёвочке, много книг в окладах: церковные и летописные, запах затхлости и мочи.

Когда кока Дуня совсем ослепла, отец взял её к нам в дом. Она прожила в Чайной, за перегородкой, до самой смерти. Преодолевая стыдливость, древняя старуха, сохранившая ясность ума, частенько просила нас: "Парнишки, сводите меня на двор до ветру". И мы водили. И стояли, отвернувшись, пока она справляла свою нужду.

Примечание Басовой Е.С. Как следует из папиных записок, в семье тщательно хранили тайну коки Дуни. Бабка Алёна Евдокию не любила, старалась не говорить о ней, несмотря на её щедрые подарки. Золото, оставленное ею Ивану, якобы утопила в омуте. И почему такая неприязнь? Возможно, кока Дуня как-то провинилась перед Алёной Фёдоровной, перед Григорием, перед папашей. И тут я узнаю, что в Бокарях и Палехе у нас есть родственники, Макаровы. Сергей Григорьевич Макаров утверждает, что его бабушка Александра Якимовна Киселёва имела сестру Евдокию Якимовну, которая была замужем за Григорием Басовым. Ну, скажем, за Григорием она не могла быть замужем, тут была налицо Алёна Фёдоровна, но вот за Евграфом - да! И что, если сбежала Евдокия от мужа, оставив ему сына Григория, и всю жизнь скиталась по свету? А когда уже ни Евграфа, ни Григория в живых не было, вернулась в Паново. С большими деньгами вернулась! И отдала их все Ивану Григорьевичу, внуку своему, чтобы починил свой да построил для неё дом. Внучку Надежду приданым одарила. Ну, о доме рассказ будет дальше. А не говорили в семье о ней потому, что позор это был для Басовых: невестка убежала.

Жили же Киселёвы, по словам Сергея Григорьевича, в деревне Петелино Верхнеландеховского района.

А ещё одна версия того, кем была Басовым кока Дуня, основывается на записях в упоминавшейся здесь книге "Путь ко спасению". Там Трофим Кузьмич называет сватом Пряхина Ивана Тихоновича. Сватом, то есть отцом одной из жён сынов своих. Отказал эту книгу Трофим Кузьмич внуку Григорию, сыну Евграфа Трофимовича. Вполне могло быть, что сват Иван Тихонович был отцом жены Евграфа, Александры. Дед Иван Григорьевич называл коку Дуню сестрой бабки Александры, то выходит, что она вполне могла быть в девичестве Пряхиной Евдокией Ивановной.

Вот вам потомки на выбор: кока Дуня - кто она? Басова Евдокия Трофимовна, Киселёва Евдокия Якимовна или Пряхина Евдокия Ивановна?

ЧАСТЬ 2.   МОИ КОРНИ.     

Стр.36 из:   34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44   Читать дальше 

НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ