 |
СЕРГЕЙ БАСОВ
|
ПАНОВСКИЙ ТРАКТ
|
-144-
|
- Мало ли что он, пьяный, захотел, - вновь заговорил Александр. - А как это возможно? Жара, а тут везти за 30 километров. И, наконец, я не могу быть здесь так долго.
- Ты всегда привык, чтобы всё делали, как ты хочешь! - вспылил я. - Что тебе предсмертное завещание какого-то отщепенца, будь он хоть брат тебе.
- А для тебя он не отщепенец? - попытался парировать Александр, и наконец-то нашёл, что сказать. - Ты сам-то по пять лет писем братьям не пишешь.
- Ну, я не затем приехал, чтобы тут выяснять наши отношения!
Разговор затих.
Михаил сидел, погружённый в какие-то тягостные раздумья.
- Какая жестокость, - вымолвил он из чего-то своего передуманного, но мне лично неизвестного.
- Ты о чём? - спросил было я.
- Да так, - не захотел ответить Миша.
Лежит человек в гробу…
У изголовья гроба - вдова и две дочери умершего: сухонькая, смахивающая на монголку, Эмма, и младшая, рослая и красивая, похожая на японку, Наталья. Все в трауре, чёрных кружевных платках. Наташа уезжала в Запорожье к дяде Аркадию, погостить. Приехала - отца нет.
- Ой, и чего же это ты всё молчишь?! - истерически выкрикнула вдова Надежда, разряжая молчание.
- Что это она так кричит? - подумалось мне.
В выкрике было много искусственного, обязательного, чего ждут всегда от "осиротевших". Возможно, мне показалось, одёрнул я себя. Но вот - новый выкрик, и сомнения исчезли. Васька, Васька, а ведь она тебя не любила, подумалось мне. А я-то думал, что между вами любовь. Прости, что часто тебя поругивал, забывая о жизненном правиле: "Между женой и мужем один Бог судья". И всё же виноват ты, братуха. Нельзя показывать женщине, что ты её не любишь.
Наде дают брома и усаживают на стул в изголовье мертвеца.
Сдержанно заливалась слезами Наташа. За семь лет, что я её не видел, она из девчонки вытянулась в очень красивую фотогеничную девушку.
Эмма молча прятала лицо, она, мне казалось, просто терпела и желала скорее пережить эти похороны.
Я смотрю на Васю в гробу, на то, что от него осталось. Какая у него большая с залысинами голова, высокий, как у Александра, умный лоб. Редкие чёрные волосы рассыпчатой гребёнкой ниспадают на жёлтый лоб с могучими надбровьями. Запавшие глаза закрыты. Тонкие, красиво изогнутые губы свело набок, перекосило болью или гневом. Лежит, как живой, как если бы уснул человек и, видя во сне что-то интересное, недоверчиво усмехается. В этот момент его и взяла к себе смерть.
У мертвеца лицо желтого воскового свечения. На лбу проступили тёмные пятна.
- Что это? - тихо спрашивает у меня Михаил.
- То, что бывает у всех мертвецов: разложение тканей, трупный яд, - сказал я.
Смерть на челе Василия проступала властно и смело, несмотря ни на какие формалины. Лоб умершего блестит. Выше надбровий заметен шов на стыке черепной коробки с лобной частью: вскрывали. Кончик туповатого высокого носа раздвоился, переносица утолщена. Веки спокойно накрыли глаза, волосики вот-вот зашевелятся, и Василко встанет, глубоко вздохнёт и скажет на своём твердом пановском о: "Это чего вы меня не будите? Как я здорово поспал..."
Не встанет, не скажет. Лежит в деревянном ящике, одет во всё новенькое, магазинное, недорогое: белая с полосками сорочка и галстук; темноватый костюм на груди не сошёлся и распахнут. Там, Внизу, и того не износить.
И опять, как после прочтения его прощального стихотворения, меня охватывает озноб.
Из Одного - живого - состоянья
Совсем в Другое, милые друзья,
Преодолев большое расстоянье,
Как видите, добрался быстро я.
Васька, Васька, если бы ты знал, как твое, такое, написанное в шутку стихотворение, читается вещим, роковым. Такое не пишут, собираясь умирать. Жить, долго жить ты хотел, и не сомневался, что так оно и будет. Наверно, порисоваться захотел в весёлой кампании, блеснуть презрением к ней, к Костлявой. Можешь не говорить, так оно, так. Что я не знаю братьев Басовых? Напала минутная хандра, поссорился со своими. Закрылся в садовом домике с полдюжиной "волжской" бормотухи, дешёвого вина, и, озарённый настроением, во хмелю написал стихотворение. Трезвый прочёл, поди, и поморщился.
Нельзя подшучивать над смертью...
Подошел Иван, и когда узнал, что не одного его приказано было не подпускать к гробу, вроде бы даже и не удивился, только переспросил:
- И Кольку?
- Идите к телу, - позвала нас какая-то тетка, все эти два дня мелькавшая перед глазами на правах какой-то родственницы вдовы умершего Василия.
ЧАСТЬ 9. ИВАНОВА РАТЬ
НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ