 |
СЕРГЕЙ БАСОВ
|
ПАНОВСКИЙ ТРАКТ
|
-143-
|
Василко просил похоронить его "в случае смерти" в Шуе, рядом с отцом. Август, жара, везти 30 километров из Иванова в Шую в открытом гробу не разрешат. Да и не было у вдовы Надежды желания выполнить завещание мужа. А братья старшие - мы все были на похоронах, кроме Николая - посчитали эту затею весьма хлопотной. Похоронили Васю вдали от отца, в Иванове.
Было в той посмертной записке-завещании много и другого: осуждал свою старшую дочь Эмму, всё своё имущество ("что положено") отдавал зятю Валере Чеснокову. Может, и причуда. И горькая, что армейский старшинский акрихин, косвенно высказанная обида на жену Надю. И это никем из братьев не было принято во внимание. Да и как примешь? Кто сторонний осмелится судить мужа и жену? Как говорится в мудрой русской пословице: "Между мужем и женой - один Бог". Лично я всегда был на стороне Надежды, видел: это не нравилось моему брату. Умная, симпатичная женщина, педагог, завуч, исключительная выдержка. Может, несколько скупа на слова, но разве это - недостаток?
Родственным братским кустом четверо братьев и вдова Надежда сели за стол посовещаться, обговорить.
- Вот вы все здесь ЕГО братья, - начала Надя, в голосе замороженность: что-то хочет решиться сказать и не может. - ОН в разговорах несколько раз высказывал мне… Чтобы… похоронили его… в Шуе, рядом с отцом.
- А вы хотите - не в Шуе, а здесь, в Иванове? - спросил я.
- Ну, кто же там будет ухаживать за его могилой? - ответила Надя встречным вопросом. Она уже решила всё это, даже ездила на кладбище, подбирать место для могилы.
- Обычно, за редким исключением, место, где ему лежать в могиле, человек вправе выбирать сам, - сказал я. - Это его исключительное право. И его предсмертная воля… Другое дело, если он не успел распорядиться, - договорил я при всеобщем братском молчании.
Что-то скажут старшие…
Иван молчал.
- Кто там будет за могилой следить? - спросил Александр. Ему было всё равно, где, в конце концов, зароют Ваську. Он отпросился на два дня у замминистра и спешил к министерским своим делам. Да и Сима, жена, наказывала с "братиками" не очень-то долго задерживаться.
- Да, следить там некому, - со вздохом согласился Михаил.
Я посмотрел на Ивана, я ждал его поддержки. Уж кому-кому лучше знать сокровенные желания брата, как не ему, прожившему рядом с Василием столько лет.
Не поддержал, и, вообще был он как-то странно тих, будто чувствовал за собой вину.
К родственному кусту присоединилась одетая во всё чёрное, и сама очень смугла, Эмма. Глаза её сверкали мрачным светом.
- После смерти мы нашли в ЕГО спецовке на даче стихотворение. Эмма, принеси, - проговорила Надя.
Эмма обдала мать мрачноватым взглядом, как бы упрекая за что-то. Видимо, решено было между матерью и дочкой не выносить любой сор из избы.
Эмма принесла. На папиросной бумаге, шариковой ручкой, размашистым Васиным почерком - стихи.
Миша взялся читать вслух. Озноб прошёл по телу от первых же строк. Даже намеренно монотонное чтение Михаила не в силах было сгладить убийственное впечатление. Боже мой, подумалось мне, да ведь это похоже на эпитафию к собственному надгробию.
На память и сейчас, но с выражением, как того это стихотворение заслуживает, я читаю реквием Василия.
Из Одного - живого - состоянья
Совсем в Другое, милые друзья,
Преодолев большое расстоянье,
Как видите, добрался быстро я.
И вы в него когда-нибудь придёте.
Никто от этого не будет ограждён.
И Там меня, верней, мой дух найдёте.
Он будет жив, я в этом убеждён.
И по-особому, как старожил, заботлив,
Как брат и друг, я встрече буду рад.
Мой вид не будет жалок и уродлив,
И Здешний сад - другой, но всё же - сад.
Я принесу хорошую настойку.
Присядем рядом, будем пить и пить
Без страха за безумную попойку
И без боязни взбучку получить.
Вот видите, как это получилось:
Сегодня - я, а, вскорости, и вы
Из Одного в Другое превратимся
Лишь верность дружбе свято сохраним.
И потому, друзья, цените дружбу,
Чтоб Там, во Тьме, не плакать одному.
И ту неверную пословицу про дружбу
Не говорите больше никому.
Ведь, умирая, службу не помянешь.
И не о ней ты будешь сожалеть.
Одной лишь дружбе руку ты протянешь:
В объятьях друга легче умереть.
И только друг твой, вставший к изголовью,
Не сможет удержать в себе слезу,
Что побежит под туго сжатой бровью
К открытому, холодному челу.
Посмертные стихи. Что с того, что они записаны в нетрезвом виде и "забыты" в спецовке на даче? Зачем Надя хотела, чтобы мы их прочли? Зачем она поведала нам об этих "забытых" стихах с такой сдержанной многозначительностью? Что ещё она хотела сказать, да оказалось, что не ко времени? К чему ещё она не подготовила братьев в достаточной степени?
Стихи вызывали жалость к брату и вопросы к вдове. Задуматься было о чём. Мы, Басовы, в жизни привыкли швыряться мнениями с убийственной скоропалительностью, осуждая и приговаривая. И как часто мы бывали неправы! Под старость не хотелось бы совершать подобные ошибки. Я всегда стоял на стороне Нади, защищал её от брата, от его обид. Надины обиды на Васю я всегда считал верными; она в моём понятии всегда была человеком несправедливо обиженным, притесняемым, обделённым счастьем. А вдовой я вдруг её увидел в ином свете. Она была не такой, как я её представлял по памяти. Да, смерть мужа… роковое событие в жизни, оно способно вывернуть человеческое нутро, как романовский полушубок, шерстью наружу. Было что-то привлекательное в облике Нади: в её выдержанности, скромности, в манере вдумчиво отвечать. Правда, тут примешивалось извечное: чужие жёны (жёны братьев) каждому из нас нравились больше, чем свои.
ЧАСТЬ 9. ИВАНОВА РАТЬ
НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ
