 |
СЕРГЕЙ БАСОВ
|
ПАНОВСКИЙ ТРАКТ
|
-136-
|
Через несколько дней была объявлена девальвация денежной системы, три рубля стали равны одному рублю. У тех, кто держал деньги в сберкассе, всё сохранилось: рубль в рубль.
Ни черта я не смог в этой денежной метели и панике купить на потерявшие цену деньги. Это была моя " корова" - как теперь платить маме, чем?
Вскоре, наголодавшись сам и изморив семью, я заколотил отцов домишко и подался на работу, на свою вторую родину, Урал. Надеясь, что меня там помнят, оттуда в армию уходил - примут. Верно, приняли. Стал матери высылать постепенно свой долг за корову.
Я понимаю, что по отношению к государству, к своим обязанностям Иван поступил в высшей степени честно, как и обязывал к тому долг. Но тут-то и начинается всё самое существенное, что определяет глубину братских отношений.
Может, Иван потому и постарался уехать подальше, на Крайний Север, чтоб никого из нас и в первую очередь меня не видеть, не встречать.
И все-таки встретиться нам пришлось, хотя и через 13 только лет, в 60-м году. Я привез в Москву свой роман "На поле брани" и останавливался у Миши. Иду по улице у Павелецкого вокзала, вижу: навстречу щеголеватый, в безрукавке, с папкой подмышкой, Иван. То-сё, как живем, где живём, что делаем? Иван приехал сдавать сессию, он заочно учился в Финансовом институте. Ни слова, ни полслова о 47-ом годе и связанном с ним событии в жизни обоих. Поговорили о Мишином Юрке, измучившем отца с матерью.
- Как живёшь на своем Крайнем Севере? - спросил я. - Как у вас с продуктами?
- А что, продукты? Как и всюду, наверно, - морщился Иван, ему была неприятна эта встреча. - Рыбы - какой хочешь.
- А у нас на Урале с продуктами очень плохо, - сказал я. - А рыбу, можно сказать, видим только на картинках. Ты не смог бы прислать в посылке? Я денег дам.
- Зачем же деньги, я могу прислать и без денег. Вечерком у Миши договоримся, - спешил Иван.
Вечера у нас с ним не оказалось, Иван к Мише не пришёл, позвонил из аэропорта "Внуково". Срочно вызвали, уезжает.
Но встречи хоть и через 7 лет избежать не удалось.
С его семьёй я поближе познакомился, когда приехал работать на Крайний Север, отстраивать горно-обогатительный комбинат в городе Заполярном. Два года мы жили неподалёку: я - на границе с Норвегией, он - в Мурманске. Встречались.
Где-то в ноябре 67-го года, после Октябрьских праздников, я поехал в Мурманск с целью позондировать насчет работы. У меня были внутрисемейные осложнения. Требовалось срочно переменить, как говорится, климат.
Впервые ехал к 60-й параллели. На Севере я никогда не бывал, и скажи кто, что придется работать на Крайнем Севере, я просто бы рассмеялся в лицо.
Как сейчас помню эту поездку.
Когда хочешь увидеть нечто необычайное, поневоле стараешься его увидеть. Ну, а Крайний Север, Заполярье, эти слова сами собой навевают представление о чем-то из ряда вон выходящего.
Потом, когда я уже работал и не один год на этот самом Крайнем Севере и уезжал в Среднюю полосу - в Москву и Ленинград в командировки, а потом возвращался "домой", ничего я особенного не видел ни в природе Заполярья, ни в людях.
Мурманск... Железнодорожный вокзал напоминает Сочинский морской вокзал: строения, высоченный шпиль. Вокзальная площадь забита машинами, людьми. Много моряков в черном с шевронами на рукавах, на шапках с крабами буквы "СФ" - Северный Флот.
В справочном бюро девушка сказала адрес Ивана.
Никого дома не оказалось.
Мурманск 67-го года - городок так себе. В самом центре щитовые разборные дома времен начала тридцатых, только немного покрашены. Но дерево оно и остаётся деревом, сколько его ни крась, не скроешь стандартного барачного неуюта, засыпанных землей завалинок, и всего того печально знакомого по спецгородкам и спецпосёлкам типа. От них и по прошествии стольких десятков лет всё еще отдает запахом карболки.
Здание Управления материально-технического снабжения Мурманской области. Тамбур с вращающейся дверью. Двухсторонние маршевые лестницы. Второй этаж весь в ковровых дорожках: начальственный. На третьем - попроще.
На двери табличка: "ГЛАВНЫЙ БУХГАЛТЕР БАСОВ И.И.
- Не скажете ли, где мне найти Ивана Ивановича? - спросил я в приоткрытую дверь у сидящей за ближним столиком женщины.
- Иван Иванович - к вам! - позвала она кого-то, повернув голову к окну. В дальнем переднем углу за большим столом сидел человек с приплюснутой головой, широкоплечий, и в очках.
- Неужели это Ванюшка? - мелькнуло у меня в голове.
Но человек привстал, а широкое, расплывшееся в улыбке, большеротое смугло-цыганское лицо басовское не спутаешь ни с каким другим на свете.
- Серёжа...!
- Ваня...!
Мы с Ванюшкой обнимаемся и целуемся по-родственному на глазах у его сотрудников. Целуемся по-пановски - в губы, с причмокиванием, как отец когда-то, безо всяких фиглей-миглей. И пусть над нами подсмеиваются, над нашей "простотой", какими выросли, такими и останемся.
Иван был несомненно рад меня видеть.
- Десять лет не виделись! - стал он объяснять своим сотрудницам, женщинам. - Серёжа - старший брат мой. Сейчас живет в Гатчине под Ленинградом! - изливался он словами.
И не останови я его, он бы рассказал про всю нашу семью, про всех братьев и сестричек. Очень это басовская черта - похваляться братьями.
Мне волей-неволей пришлось подавать руку и знакомиться с сотрудниками. А Ванька-то заливается, ну прямо соловей с 6-й Пушкинской города Шуи. Как он этой несдержанной речью был похож на покойного папашу!
- Без руки вот! - нашел нужным досказать про меня Ванюшка. - Пятеро братьев воевали! Все вернулись офицерами. И без видимых отметин! А двое самых старших - высокопоставленные генералы тыла. Семеро нас братьев! Семеро! - разжигал он у присутствующих интерес к нам, нашей семье. И весь сиял.
- Семеро братьев? А сколько же вас всего с сёстрами? - подал голос один из сотрудников, мужчина.
Ванюшка, кажется, только того и ожидал. Лицо его - восточного образца с длинным с горбинкой носом, черными горячими и блестящими навыкате глазами - расплылось в самодовольной улыбке.
- Г-хы! Сколько? А вот угадайте, сколько! - засмеялся Иван громко с деревенской простецой в голосе, с особыми клокочущими счастьем интонациями и междометиями вместо слов, уж никак не переводимых ни на какой язык, кроме деревенского пановского. - Было десятеро. Девятеро выросли живыми и здоровыми. А што? А, вот! - и пошёл, и пошёл говорить, кромсать во всю ивановскую: про отца, про мать, бабушку, про то, как мы, деревенские мальчишки от коровьего навоза, от плуга с бороной, от косы, вил, граблей, стали тем, кем стали.
Наговорившись вдосталь под приличествующие моменту ахи и охи сотрудников, Иван повёл меня к себе домой. Зашли в магазин взять закусок и горючего.
- Г-хы, Серёжа, сегодня я тебя угощу нашим мурманским деликатесом, - сказал Иван.
- Что это…?
- Не догадаешься - рыбные пельмени.
- Рыбные? А, что в них такого особого...?
В магазине, покупая две пачки рыбных пельменей, Иван обратился к продавцу.
- Объясните, пожалуйста, моему брату-несеверянину, что такое рыбные пельмени!
- Рыбные? Ничего себе. Спрос большой, - по-своему объяснил продавец.
Брали водку.
- "Сучок"? - спросил я, по наклейке определяя марку водки. Водка "сучок" - самая низкопробная и дешевая.
- "Сучок" бы ещё ничего, - ответил Ванюшка. - А то - петрозаводская: закрываешь нос и пьёшь, иначе - вырвет. Зовут её "петросян".
- Очень плоха?
- Страсть как.
- "Столичной" не завозят?
- Редкое явление. По праздникам, да из-под прилавка, по блату.
ЧАСТЬ 9. ИВАНОВА РАТЬ
НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ
