1925-й год сначала поманил семью новой жизнью.

Отец, окончательно запутавшийся в своих смутных позывах к чему-то необычайному и отошедший, было, в сторону от общественной жизни деревни и района, вернулся. Это был снова тот же самый Иван "Красный", что провозглашал в деревне и районе в ноябре Семнадцатого Советскую власть. Он с неистовостью взялся организовывать ТОЗ. Говорить, убеждать он умел. Его бескорыстие тоже было вне всякого сомнения. Мужики, разделившие землю на участки-отруба и проработавшие год по-новому, всяк на своём участке, колебались.

Пока мужики думали, Иван Григорьевич, по делам ТОЗа часто бывавший в Шуе, нашёл себе дело и там. Он взялся организовывать лесосплав по Тезе, складирование и распределение дров, вывоз их во Владимир, Москву и Питер - большие города, отчаянно нуждавшихся в тепле. Как уж он встрял в это дело, уму непостижимо. Но факт остаётся фактом: он организовывал лесосплав и распределял дрова. Есть документальные свидетельства этой его "дровяной" деятельности. У меня сохранилось несколько снимков того периода.

Митинг рабочих посреди дров, духовой оркестр и барабан, на фоне поленниц - мужики, парни, женщины. Какое-то торжество. Но отца среди собравшихся не видно.

А вот фото - дрова в сплаве.

А здесь, похоже, событие по поводу завершения сплава дров. Еще одно фото, групповое, и тоже на фоне поленниц дров, и опять бати не видно.

На четвертом фото: дрова уже выловлены, речная гладь и вдали высокий мост на деревянных опорах, за ним церковь с колокольней. Какой мост с церковью, не пойму. Но без сомнения - это всё та же Шуя.

С бывшего чугунного моста, если смотреть вдаль реки, виден и сейчас какой-то второй мост, похоже, железнодорожный, может, это он.

На остальных двух фотографиях: папаша среди рабочих у машины; в одном - он просто стоит в рубашке с портфеликом в руках, кучерявые волосы - взачёс. В нем что-то от Суворова - в хохолке волос на макушке головы, в высоком лбе. Поза победительная, подбоченился левой рукой.

На втором фото отец вручает парню шоферу какую-то бумагу. И всюду фоном дрова да дрова.

Отца заметили в губернии и пригласили работать в Губпродкомиссариат.

- Маша! Маменька! Мне предлагают работать в Продкомиссариате! - радовался отец. - Я дал своё согласие. Будем жить в большом городе! Квартиру дают. Шут с ним, с домом - стоит, как бельмо на глазу! Буду - по земельным делам, по заготовке!

- А этот твой ТОЗ? - первой подала голос бабка Алёна, не любившая в сыне разные шатания.

- Мужики и без меня тут сами решат. Илюху, думаю, посоветовать им в председатели ТОЗа.

- В чиновники решил? Мужиком, значит, быть надоело. Конечно, комиссаром лучше, легче, главное. Да, только для этого нужно образование…! Ты чего умеешь-то? Ну, чего там, мы все свои. Орать на сходке за советскую власть - много ума не надо. Вот работать на энту власть, да и на любую власть - тут жилы потянешь, потов сойдет немало - умоешься.

- Ты, маменька, не советуешь, да?

- Старая уж я, сынок, советовать. А ты, видно, дожил до сорока трех лет, а Бога в голове не нажил. Тебе решать: куда ты, туда и мы; куда иголка, туда и нитка.

- А корову где будем держать? - подала голос мама.

- Какая корова? В городе молоко в магазине продают. И хлеб, и молоко, и всё такое, нужное для пропитания и одевания!

- Без коровы я не поеду, - сказала мама. - Вон их сколько у меня детей - всех кормить-поить надо. Магазином кормиться? Поезжай один, мы останемся в деревне.

- Куда я без вас - ты соображаешь?! - раскричался отец, ушел к Илюхе и напился. С "Губпродкомиссариатом" было покончено, а заодно и с ТОЗом. У отца такое получалось поразительно быстро, переход от одного желания к противоположному.

Мы, дети, очень хотели уехать жить в город и были недовольны мамой за ее категорический отказ. Кому у нас молоко нужно? Только одному разве Поскребышу. Колянке седьмой год - в школу в этом году по осени. А мы с Ванюшкой и без молока обойдёмся. Аркаша с Маруськой - те и вовсе взрослые. Самые старшие живут в городе, почему же нам нельзя? Вон и Максим бородатый в городе, и Марья Николаевна со своим Василием Сергеевичем Зеленихиным туда же собираются.

Отец с таким же рвением, с каким готов был всё бросить и ехать, принялся за хозяйство. Эта его способность легко переходить от одного желания к другому, без переживаний мириться с поражениями - какая-то неумирающая с годами детскость. Она со временем останется отцу единственным утешением.

Пахали, сеяли, косили, молотили, мяли лён. В мелких событиях лилась нескончаемой чередой деревенская жизнь. Были праздники, престольные и не престольные - гуляли, напивались, дрались.

ЧАСТЬ 5.   ОТРОЧЕСТВО.   1924-1926 ГОДЫ  

Стр.75 из:   70  71  72  73  74  75  76  77  78  79  80  81  82  83  84   Читать дальше 

НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ