- А тех трёх командиров вы с ним вели в ЕГО отряд?

- Он вёл, - сказал Павел и встал. - Ну, хватит, отдохнули.

Мне хотелось добавить: "Он был ведущим, а ты замыкающим. Он отстрелялся, а тебя схватили, а затем - как полицая - отпустили".

 

Павлу было не до уточнений и разборов, он спешил. Мы шли очень быстро, почти бежали. Мне казалось, что Павел хочет оторваться от меня. Наверное, я стал ему не просто не нужен, а опасен, и он раскаивается, что откровенничал со мной. В нём происходила какая-то внутренняя борьба. Вдруг он удручённо опустил голову и пошёл тихо.

- Павел, а это правда, что вы с дядей Ваней родные братья? - спросил я.

- Чёрту-дьяволу в аду он брат, Гитлеру-подлюге, но не мне.

- Я слышал, вы из плена вместе бежали, из "Уманской Ямы". Может, побратались тогда?

- Братья… Бежали… Он наговорит… Знал бы я, кто он такой…

- Назвался капитаном войск НКВД, - сказал я. - Имеет полномочия по развёртыванию партизанской борьбы. Так - нет?

- Не спрашивай. Ничего больше не скажу. Слишком серьёзное дело…

- Когда-то надо говорить. Не забывай, тебя в городе ждут. Надо предупредить, что готовится предательство.

- Придём в отряд…

 

В очередной привал в густом ельнике Павел присел и, озираясь, знаками подозвал меня.

- Прислушайся.

Я прислушался. Кроме птичьих голосов да лёгкого шума в верхушках деревьев - ничего.

- Что ты услышал? Я - ничего особенного, - сказал я и, глядя на своего проводника, видел, что ему не по себе.

Павел долго растирал ладонью грудь в области сердца, его красивое, мужественное лицо исказил страх. Тот самый страх, что сопутствовал ему в камышах по дороге в Петривку и в Петривке у Кушелевой хаты. Пропавший было он вернулся с большей силой, принеся смятение и безысходность. Страх глядел из одичавших, с желтизной, белков глаз, исказил мелово-белые губы, что-то пережёвывающие, судорожно дёргал руки, не находившие себе места.

- Что с тобой, Павел? Чего ты боишься? В лесу могут быть только наши, немцы в лес не ходят.

- Сергей, давай махнёмся: мою пилотку на твою кепку, - проговорил он вполне серьёзно.

- И с твоим кожаном в придачу, - пошутил я.

- Согласен. Идёт. Могу и брюки, и ботинки. Если нравится, можешь и так взять: и куртку, если хочешь. Со старым покончено. Больше не потребуется.

- Но у тебя одежда новая, крепкая, а у меня старьё, всё в дырах.

- Ну, не хочешь - как хочешь, - сказал он и, сдёрнув с головы пилотку, стал запихивать её под корневища поваленной ели, горячечно шепча: - Будь ты проклята! Жить хочу…

- С ума сошёл? Не впадай в истерику! - прикрикнул я.