- Не надо психовать, Павел. Хрен с ними, мы сами дорогу нашли. И мы - слышишь - в лесу! Кукушка кукует, и дятел где-то долбит. Мир и спокойствие! Странно подумать, что где-то идёт война. Нет её! Кончилась! И мы живы…

- Это для тебя кончилась, - прервал меня Павел. - А мне ещё приказ выполнять: доставить тебя и вернуться за новым заданием.

- Приказ ты выполнил: я - в лесу. Я тебя больше не держу. Ты - честный малый. Я всем в отряде скажу.

- Да не имею я права возвращаться, пока не приведу тебя в отряд. Таков закон проводника. "Диканька" - лучшее доказательство.

Наши взгляды встретились.

- А, может, и вообще не буду возвращаться, - задумчиво сказал Павел.

- Почему всё-таки? - спросил я, догадываясь, что такое решение он принял не сейчас, а с ним вышел из Полтавы.

 

Угасшие было подозрения захватили меня вновь. Желание проводника не возвращаться в Полтаву объясняло то, что он не воспользовался возможностью предать меня по дороге в лес, когда шли через ночные заставы оккупантов. Он почувствовал опасность при встрече с Кушпелями в Петривке, когда ему было выражено открытое недоверие. Причиной тому было Диканьское дело и соучастие его в предательстве. И теперь он боялся встречи с партизанами.

 

- Знаешь, надоело, - с каким-то надломом в голосе проговорил Павел, сорвал с головы немецкую пилотку со свастикой и начал её топтать. - Я с Сорок Первого мыкаюсь по таким делам. Скоро два года. Обрыдло. Сказал себе: "Иду последний раз и - привет горячий! Пускай другие хлебают, а я сыт по горло!"

- А дядя Ваня? - спросил я. - Как он на это посмотрит?

- Дядя Ваня, дядя Ваня! Никакой он не дядя Ваня, просто сволочь и авантюрист! - в сердцах говорил Павел. - Завёл игру и не знает, как выкрутиться, гад! Пускай поищет дураков, вроде вашей Жидковой, что всему верит. "Формирую партизанский отряд"! "Связь - непосредственно с Москвой"! "Снабжаемся по воздуху!" Легковерных ищет, вроде этого коммерсанта Широбокова. Да и ты, я вижу, клюнул на его наживку.

- А, может, и не клюнул. Откуда тебе знать? - отнекивался я, постепенно осознавая, что попался в руки тёмных людей, и ведут меня, вооружённого только ножичком, на заклание, как бычка на верёвочке, или хуже того: в компанию предателей.

Павел, как будто и не слыхал моей реплики, продолжал:

- Если бы я раньше знал, кто он такой!

- А кто он такой?

- Будто не догадываешься?

- И догадываться не надо, он сам сказал. У него действительно есть отряд?

- Есть, - ответил Павел, но с потугой и болью человека, у которого выспрашивают про его тайную болезнь, которую он долгое время скрывал, и теперь не очень-то хочет о ней говорить.

- Тот самый отряд, куда ты меня ведёшь?

- Не тот самый. Мы идём в другой отряд, - нехотя открывался Павел.

Подозрения, и самые серьёзные, вызревали во мне.