Ганна не удивилась, увидев меня на крыльце своей квартиры.

- Проходи, - сказала она, открывая дверь ключом.

- Лучше здесь посидим. Я пришёл проститься, Ганнуся. Ухожу в лес. Ты помогла мне выжить, я этого никогда не забуду.

- Ты мне - тоже, - вздохнула Ганна. - Появился смысл жить. Жалко, поздно догадалась, кто ты. Встала бы рядом, стали бы вместе. А теперь... кто я для тебя? Некрасивая толстая баба, продавщица…

- Зачем ты так? Ты - прекрасный человек, - я попытался прервать поток огорчительных слов.

- Жена священника, с тайным умыслом пустившая к себе на квартиру молодого мужчину в надежде женить его на себе, - с трудом переводя дыхание, как будто торопилась куда-то, бежала, говорила Ганна.

- Ты - замечательный человек…

- Дай досказать, Серёжа. Мы ведь больше не увидимся… Прости, что однажды не сдержала своих чувств и напугала тебя. Как ты мне тогда сказал горько и правдиво: "Я за своё спасение не могу расплачиваться чувствами". Я люблю тебя. Не перебивай. Понимаю твоё состояние: ты ждёшь друзей, чтобы идти с ними в лес. Из вежливости зашёл попрощаться, а тут… я лезу со своей любовью. Навязчивая продавщица… Ну, всё, всё…

 

Пришёл Павел, а ребят не было. Я сбегал к Могиле. Там меня встретила тишина. Все сидели за столом и молчали.

- Знаешь, Сергей, я не пойду, - заявил Лёнька.

- Не верю своим ушам, Леонид. Причина? Проводник?

- Дело не в проводнике. Я его не боюсь, даже если он из предателей. Жена. Она столько перенесла, потеряв ребёнка, и теперь боится ещё одного потерять… Плачет весь день, весь дом на ноги подняла.

- Ну, дело твоё. Не ожидал… Пойдём вдвоём с Лёськой, - сказал я. - Разыщешь Широбокова, скажешь, куда я ушёл. Если всё пройдёт благополучно, я или Лёська вернёмся за остальными, готовьтесь.

- Миловцев тоже не пойдёт, - сказал Могила. - Он днём был у меня, просил тебе передать.

- Так, - я тяжело поднялся на ноги. - Обрез мне не дашь? Всё понадёжней.

- Самому нужен.

- И то правда. Ну, прощай.

- До свидания, наверное?

- Это ещё когда… А сейчас - прощай!

- Понимаю, как выгляжу в твоих глазах.

- Иди, успокой жену.

 

Павел и Ганна сидели и ждали меня. Ганна втайне надеялась, что я один, без товарищей, в лес не пойду, и она спрячет меня в схроне у Пети.

- Идёшь - нет? - решительно спросил Павел.

- Иду.

Ганна кинулась мне на шею:

- Ну, останься, прошу тебя.

- Сейчас же уходи к брату, - шепнул я ей. - Здесь больше тебе оставаться нельзя. Если что со мной… услышишь, адрес моих родителей у тебя есть… напишешь им.

Ганна не плакала, только смотрела на меня своими прекрасными глазами, словно пытаясь запомнить, запечатлеть в памяти. Она действительно любила меня. Собрала сидор и дала мне его в руки:

- Там смена белья. Прощай, Господь с тобою.

 

- Оружие имеешь?- спросил меня на улице Павел.

- Нет.

Куда девался мой трофейный "вальтер", не припомню. Но шёл я с одной финкой. У него тоже не было оружия, только нож.