Я, словно раздавленный подорожник, трудно возвращался к жизни. Ныли, кровоточили раны, болело сердце тяжкой, угнетающей болью от сознания безысходности. Огнём припекало обрезок руки; ныли сжатые в кулак несуществующие пальцы. Медленно таял чугунный холодок в здоровой руке, парализованной на нервной почве.

Просыпался я рано в своей Бокоушке, обитой фанерой. Первое, что видел, мать, склонившуюся у моего изголовья, её задымлённый заботой нежный взгляд. "Когда она спит?" - думал я.

Солнце настильно било в окно, комната была озарена светом. Можно было разглядеть каждую морщинку на состарившемся за войну лице мамы.

- Мама, ты спала, нет?

- Спала, спала, - поспешно отвечала мама, склонив свою серебристо-чёрную голову. - Может, надо тебе чего? - и тут же радостно сообщала: - Отец вчера костей с бойни принёс. Супа со свекольной ботвой наварю.

- Спасибо, мама, - откликнулся я и подумал, сколько же голода хватила она за войну, что суп из костей с ботвой считает за угощение.

- Болит? - спрашивает мама.

- Ничего, - отвечаю я и пытаюсь одной рукой поправить сползающий с культи бинт.

Под нервной дрожью пальцев бинт лохматится и, наконец, совсем спадает белой стружкой.

Мама молча помогает мне, свивает бинт, как заправская сестра милосердия - споро и аккуратно. Но когда бинт доходит до прикипевшей к культе повязки, уходит, не в силах видеть обрубок моей руки.

Чтобы избежать расстреливающих всё тело острых уколов боли от постепенного отделения бинта, я, стиснув зубы, рву что есть сил. Обжигаемый болью непередаваемой силы, ослеплённый ею, я на короткий миг теряю сознание.

- Что ты наделал, сынок? - кричит, вбегая, мать. - Отец! - зовёт она на помощь папашу. - Скорее сюда!

И кровь ей теперь не кровь, и рана не страшна. Тревога за мою жизнь убивает в ней всякий страх.

- Врача бы, понимаете ли, - переминается у порога в нерешительности папаша, он боится крови.

Слово "врача" я слышу в полусознании и тут же прихожу в себя.

- Кому врача? Мне врача не надо, - кладу я решительное слово и, скрипя зубами, с помощью мамы наматываю новый бинт на рану.

- В больницу бы тебе надо, сынок, - говорит мама.

- Нет, - отвечаю я

 

- Царица небесная! - слышу я ночью мамин шёпот, - спаси, сохрани, облегчи страдания сыночка моего болезного. Дай ему сил отойти, оклематься…