|
|
| Сергей Басов |
НА ПОЛЕ БРАНИ |
73 |
|
|
|
Елена Фёдоровна вспомнила, что давно ничего горячего не готовила.
- А наваришь, так что...?
- Смерть, как есть хочется…
- Давай, вари, - разрешила Елена Фёдоровна, подымаясь с пола.
- Сейчас? - обрадовалась Верунька. - А ты поешь, пока не улетела? А потом можно и на небо. Я справлюсь. Коровы у нас теперь нет, а козочкам я сама могу сварить. А когда прилетишь обратно, уж маманька моя с войны придёт, она меня накормит.
Елена Фёдоровна не знала, сердиться ли, улыбаться ли таким речам второклассницы. Верунька отвлекла её от горестных молитв.
- Кто тебе сказал, глупая, что на небо можно улететь? - проговорила Елена Фёдоровна с улыбкой. - Летают только одни ангелы.
- Какая ты отсталая, бабуленька. Лётчики, по-твоему, ангелы?
Слова Веруньки смутили старуху.
- Верунька, ты меня на небо не прогоняй, я ещё побуду сколько-нибудь на земле. Давай, картоху варить.
Ели картошку в мундирах с солью и без хлеба. Но всё равно Верунька причмокивала от наслаждения.- Бабуленька, давай, я буду хозяйкой, а ты полезай на печку, кости греть.
Елену Фёдоровну тронули слова ребёнка.
- Верунька, а ты не бросишь меня, старую, когда вырастешь?
- Как можно, бабуленька? Я же твоя внучка. Ни в жизнь тебя не брошу, буду любить крепко-крепко!
И в подтверждение своих слов Верунька обняла старуху и прижалась щекой к её щеке.
* * * * * * *
С одной стороны - Верунька, с другой - надомницы.
Елена Фёдоровна постепенно выходила из уныния и отчаяния. Она словно сбрасывала с себя страшный морок, и вскоре стала такой же деятельной и инициативной, как в начале войны. Лишь уголки рта смотрели вниз. Казалось, они навсегда застыли в этом трагическом состоянии.
Перемогла себя. Устояла.
Ночами она всё же вставала на колени, молилась, проникновенно глядя в святые лики. Они, казалось, одобряли перемену в её настроении, и было что-то дающее надежду во взгляде Спаса, что успокаивало её сердце. Она ложилась и засыпала глубоким целительным сном.
А днём ходила по надомницам и в переходах от одного дома к другому вспоминала, как рожала и кормила грудью тихого и смиренного Захара, озорного Василка, ласкового Сёмушку.
Встречая почтальоншу Гланю, она уже не прятала глаза, а сама заговаривала.
- Не верится мне, девонька, - признавалась Елена Фёдоровна. - Сердце вещает, что Василко и Сёмушка живы. Вот так оно стучит: живы-живы-живы. А сердце, милая, не обманывает.
- Вы бы поплакали, тётя Еля, легче станет, - советовала Гланя.
- Поплачу, поплачу… вот вернутся они… и поплачу.
 |
73 |
 |
