С тех пор на многие годы, даже не встречаясь, я считал Борьку Рябцева своим лучшим другом.

Друзья познаются в беде, говорится в пословице.

Думайте, как хотите, убедился я или не убедился в этом. Не собирался, во всяком разе. Война подстроила испытание. Давненько было, а помнится.

  

Июнь Сорок пятого.

Не только без руки и, как уж я говорил, без семьи, встретил я конец войны. Вернулся без партийного билета. Предстояло восстанавливаться в партии. Уничтожил я свой партбилет перед расстрелом в смертной камере. Потом бежал из плена, партизанил, воевал. Дважды вновь подавал заявления в партию, и дважды парторганизация полка меня принимала в кандидаты, а дивизионная парткомиссия отклоняла. Мотивировка простая: "Раз Вы состояли раньше в рядах партии, решите сперва вашу первую партпринадлежность". Потом и другое посоветовали: "После войны восстановишься, не раньше".

И вот я в Шуе. Узнал я, что Борька Рябцев работает заведующим промышленным отделом горкома партии. Думаю, дай схожу - посоветуюсь, как мне быть, с чего начинать.

  

С 1926-го по 1945 год - 19 лет, и каких! Страна стала другой, пройдя целых четыре эпохи в своем становлении: НЭП, Коллективизацию, Индустриализацию и Отечественную Великую Войну. Естественно, и люди стали другими. Думалось, лучше стали люди после такого Героического пути. Так оно и было, в общем. Тот, кто много пережил, лучше стал, человечнее.

Мы были с Борисом в разных регионах страны. Я не имел представления, как он жил все эти два десятилетия. Первое, что кольнуло, - Рябцев не воевал и всю войну был здесь, в глубочайшем тылу. По-разному можно было быть жить и в тылу. Тыл тоже требовал жертв, работал на Войну. Два моих брата, Александр с Михаилом, тоже не воевали. Нет, определять человека "фронтом", как лакмусовой бумажкой, не годилось. К сожалению, мы тогда, в частности, я, покалеченный войной, другого определителя не знали.

В памяти сохранилось от Борьки, что он, в общем-то, хороший парняга. Не дать доброжелательного совета и не помочь он не может.

В горкоме, где-то неподалеку от кирпично-красной громадины бывшей гимназии, я Бориса бы и не узнал. Внешне это был совершенно другой человек. Передо мной стоял высоченный дылда, вечный Николай Николаевич Рябцев, неумирающий. Голос, лицо, фигура - его.

- Борис? Здравствуй! - распалился радостью я.

- Здравствуйте... товарищ. Простите, но я что-то Вас не припомню. Чтобы мы...

- Борька! Рябцев! Да мы же с тобой! … С Вами…! Я - Сергей Басов! И фамилия ничего не говорит? Из Панова мы...!

- Басовых из Панова, как не знать. Басов? Ну, как же! - проговорил Рябцев-сын. Сквозь натянутую приветливость виделось в лице недоумение. Покраснел. - Что ж, поздравляю с Победой. Вы, что, воевали в армии маршала Тито? - обратил он внимание на мое несоветское обмундирование.