Сказал, стою и жду. Приказано вопросы записывать.

Вопросов нет. В глазах у всех ожидание. Мол, выкладывай, с чем пришёл. Агитировать? Агитируй. В магазинах всё по карточкам, промтоваров нет. Идёт война с Финляндией: безногие прибывают, обмороженные. Клянут войну. А её даже и за войну не считают, говорят: "инцидент". Хорош инцидент, когда целая армия кинута в бой.

- Вопрос один: когда хлеба будет досыта? - крикнул кто-то.

- Вот войну закончим, будет хлеба досыта, - ответил я.

С ноября прошлого года ввели карточную систему. Пять месяцев живём по карточкам.

- С чем пришёл-то, говори, агитатор, не томи людей, - выкрикнули снова.

- Пришёл поговорить о жизни, да что-то не получается. Я не агитатор вовсе. К тому же - беспартийный. Попросили вот конституцию вам почитать. Думаю, зряшное это дело. Вы грамотные, сами можете прочесть, без меня. А вот понять, что это за страна, в которой мы живём, и как мы дошли до… Хотите, я вам расскажу про Россию…?

Всю неделю через день ходил я на участок, ни перед кем не отчитываясь. Тверская не вызывала. А на моей двадцатидворке безо всяких оповещений народ собирался охотно - негде было сесть. Радовало, что не только женщины с детьми, а и мужики повадились. Хоть Клуб Просвещения открывай.

Постепенно, тематика моих рассказов была исчерпана, и я перестал "ходить в народ", как это называла Тверская. Непонятно было, почему она меня не вызывает и не требует отчёта о проделанной работе. Почему-то она потеряла интерес ко мне и к моему поручению. И почувствовал я, что меня что-то ждёт в скором времени, какая-то неприятность.

По работе ничего случиться не могло. Деревягин был со мной в наилучших, так мне казалось, отношениях. Впрочем Толя Глазков и другие ребята намекали, чтобы я с ним был "поосторожнее". История с "исчезновением" талантливого конструктора-перфораторщика какими-то невидимыми нитями тянулась к Деревягину. Мне вся эта "врагомания" надоела ужасно, я не верил в подловатость Деревягина и … ошибался.

Оставалась думать, что дело в моей агитационной деятельности.

Я принёс Тверской коротенькую записку о беседах, проведённых с жителями двадцатидворки: сколько пришло слушателей, какие вопросы задавали.

Принимая записку, Тверская была неузнаваемо серьёзна. Странно было видеть эту всегда оживлённую, молодящуюся, энергичную женщину такой деловито строгой и даже пасмурной. Обычно улыбка не сходила с её лица. Перед её волей к жизни отступал даже недуг. Я порой не замечал ни её костылей, ни её волочащихся ног. А тут она сидела туча-тучей. Что могло её так озаботить?

- Где конспект, по которому ты проводил беседы? - спросила она и впервые взглянула на меня.

- Какой конспект, Галина Павловна? Нет у меня никаких конспектов. Я что-нибудь не так сказал? - я положил на стол брошюру с Конституцией СССР. - Вот всё. Больше у меня ничего нет.

- А где записная книжка, в которой сказано: "Откуда есть пошла Русская земля"? И вообще, что это за понятия "Киевская Русь", "Московская Русь"? Какая русская земля? Нет такой. Есть Союз Советских Социалистических Республик и в его составе РСФСР. Что это за манера, Сергей, нести отсебятину? Мне сегодня такой разгон дали на бюро горкома партии.

- Я же вас предупреждал, что… - начал, было, я, но она перебила, нервно похрустывая тонкими длинными пальцами музыкантши.

- Он предупреждал! - она вдохнула воздух, как бы собираясь на одном дыхании произнести длинную тираду, но раздумала и тоном ниже сказала. - Ты, наверное, с ума сошёл. Двадцать три года, как свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция - нет у нас ни князей, ни царей.

- Их нет сейчас, но они были. Они творили историю.

- Народ творил, а не они.

- Может, вы считаете, что и история нашего государства началась с 25 октября 1917 года, а не тысячу лет тому назад? Так вы ошибаетесь. А читал я по Троицкой летописи! И - до свидания!