Посёлок "спал". Со времён Гражданской войны ничто не могло "разбудить" его - столь много было пролито крови. Редкий мужчина покажется на улице - женщины да дети. Потемневшие от времени серые дома всем своим видом усиливали впечатление безысходности. Спящий посёлок возле мёртвого завода; гладь пруда; река, перегороженная плотиной; близко подступившие горы в хвойных шубах тайги - ни крика, ни огонька, только пересуды тишком да слухи.

Вот приехали проектанты из Москвы и Свердловска: шляпы и белые воротнички. Засели в избе на горе. Ходят по потухшим домнам, измеряют, чертят на бумаге. Потом собираются мобилизовать рабочих и начать ломку старья. Сломают, расчистят, начнут новые корпуса возводить. По радио говорили: обещают по прошествии года пустить заводик.

Двести лет из руды получали железо и чугун, лили пушки, бомбы. Теперь из глины, что мозолила грязью глаза и была наказанием господним, будут выплавлять блестящий никель. Не верится. Церковь Божию, богохульники, заняли под контору. Мало им мёртвого собора и монастыря обочь. Только что колокола с церквушки не сняли. Но дойдёт очередь и до колоколов…

Вслед за неожиданной встречей с Ермаковыми, законцевавшей ранние впечатления об интересных людях, посёлок Режевской завод принёс и другие встречи с ранее знакомыми и вовсе незнакомыми, которые позже пройдут по жизни рядом.

Как-то на задах заводика я перешёл по деревянному мостику внутри котлована над плотиной и увидел ещё один дымящий и коптящий заводик. Это был Литейный завод местного промкомбината, изготовлявший ширпотреб: дверцы для печей, колосники, заслонки и прочую мелочь. Директором завода был шустрый паренёк лет девятнадцати, вышедший мне навстречу.

- А, соседи! Из команды проектантов, не ошибся? - спросил он.

- Не ошиблись. Мы всю эту котловину будем застраивать своими объектами.

- Не дадим! - заспорил директор. - Это наша территория. Здесь всё: земля, горы, леса и воды принадлежат нам!