Город Киев не просто красив - прекрасен! На высоком берегу древнего Днепра, сам древний, седой, со своими легендами, уходящими вглубь веков. Каждый камень булыжной мостовой, дома, соборы, памятник Владимиру Великому, тому самому Первому, "Рабыничу" - взывали к сердцу, напоминали устами летописца: "…Видите ли вы горы сия? На сих горах воссияет благодать Божия, и создан будет град большой, и церкви многие будут воздвигнуты".

И тут-то по-настоящему охватила меня тоска по Катюше. Обнажилась вдруг вся бессмысленность "побега" на Украину. Зачем я сделал это? Цели не усматривалось никакой: зияющая пустота.

Собственно, началась эта тоска ещё с четырёх прогонов до Челябинска. Усилилась в Саратове. В Харькове, на Холодной Горе, пошли спазмы сердечного раскаяния. К Киеву я подъезжал в полной готовности немедленно повернуть назад.

И виделась Катюша, брошенная мною у неродного отца. С каким трепетом она собирала меня в поездку! Так собирают только туда, в один конец, не надеясь на возвращение.

Нигде по пути не искал я работы. В Саратове я совершил - и сам не верю, что это было - удивительный поступок: отказался от дико красивой женщины. Более того, спас её честь, вступился за неё. Пусть моё требование, чтобы Аркадий женился на Ядвиге, отдаёт романтизмом и для здравомыслящего эгоиста "не звучит". Впервые я почувствовал в себе способность и силу покорить самого себя.

В Харькове ножом по сердцу полоснула Маруськина неустроенная жизнь, предпринимательская деятельность зятя и дикая пьянка с поножовщиной. Тревожила мысль: у Мишки Пурусова есть револьвер. Маруську надо было спасать.