Юноша: Вот видите, вы и на войне побывали. Представляю, сколько вы носите в себе впечатлений. И каких! И всё это скоро вместе с вами уйдёт в могилу. Может, это звучит бестактно… Осознаю. Но ведь это правда?

Дед: Вы сугубый материалист, юноша… Я правильно понял?

Юноша: Когда-то был идеалистом.

Дед: И изменили своим убеждениям… Вы из горожан или сельчан?

Юноша: Выходец из деревни. А как себя сейчас назвать? Затрудняюсь… Вот в городах уже пять лет. А вы, видимо, потомственный горожанин?

Дед: С меня начинаются потомственные горожане - дети, внуки. А сам я - последний могиканин русской деревни. Отец, дед, прадед - коренные землепашцы.

Юноша: По виду - вы наверняка ходили в больших начальниках.

Дед: Как вам сказать… В больших делах приходилось участвовать, скорее - руководителем, чем начальником. В ваше время, сейчас, такого понятия, как "второе лицо", ещё не родилось. Так вот я был на вторых ролях, то есть "вторым лицом". В начальники - "первые лица" - не годился, а вот в замы, на вторые роли брали нарасхват.

Юноша: Мне в начальниках не бывать - это уж точно. Не люблю я их, а они - меня. Но вот сил во мне, знаний, уменья на десятерых хватит. Назначили бы меня большим начальником, скажем, директором большого завода или - ещё выше - заместителем наркома, ох, и развернулся бы я! Но… не назначат. Вы, наверное, никогда не знали, что такое политическая неблагонадёжность. А в наше время, в период построения нового общества, вам и шагу шагнуть не дадут без справки о соцпроисхождении. Истинно говорю, креста бога, калёным железом, манохин! Это у меня не ругань, не подумайте, это присказка такая.

Дед: А куда же вы сейчас путь держите? Ведь уезжаете? Вон на верхней полке пара чемоданов.

Юноша: Да, дедуля, уезжаю. А ещё лучше сказать - удираю. Можно вам задать мужской вопрос? Что такое женщина? Для чего она?

Дед: С сотворения мира женщина - носительница вечной жизни. Создана, как Библия говорит, из ребра мужчины. Но имеет над ним власть. Привлекает нас, мужчин, своей красотой. И сила её, и слабость всё из-за этого всемогущества… А вы, юноша, не от женщины ли "удираете"?

Юноша: И от неё, дедуля, и от себя. Женился в минутном порыве, не любя. В ней - во что влюбляться-то? В моём представлении женщина должна быть Женщиной, Венерой Милосской, чтобы было на что посмотреть. А тут маленькая, худенькая, носик лодочкой, всегда "печальна и молчалива". Жертва на алтарь бога Гименея! И вот влюбилась в меня. Не расписываемся - молчит. От дитя отказались - тоже молчит. Хорошо ли ей, плохо ли со мной - молчит. Собираюсь в путь-дорожку, а она не спрашивает, куда уезжаю, надолго ли, знай, вещички подносит: не забудь-де. А может, бегу я к какой-нибудь Венере Милосской. Так она и на это меня благословила, сказала: "Найдёшь там себе украинку". Дескать, отпускаю на все четыре стороны. Тихая, вежливая, без зова в душу не лезет. Другая бы шуганула: катись, мол, да без оглядки! А она… Ну, как я её брошу?! Жалко: сироткой выросла, у отчима на харчах. Стыдно мне, дедуля, подлость совершаю.

Дед: Вернёшься. От такой любви не убежишь. Счастливого тебе пути, юноша, и скорого возвращения!