Я не стал говорить про своего отца, но откровенность Толи меня поразила.

- И не боишься говорить такое про отца? - спросил я. - Знаешь, как у нас поступали с семьями "беляков"? Стоит донести и… четыре сбоку - ваших нет.

- То - у вас, крестьян: бей свой своего, чтоб чужие боялись. А у нас здесь все рабочие, они не то что выдадут, а прикроют обязательно. Рабочий класс - гегемон революции! - посмеивался Глазков.

Толя Глазков вернулся на родину после продолжительного шестнадцатилетнего отсутствия. Ушли они всей семьёй вслед за белыми. Ему тогда было девять лет, брату - шесть, сестрёнке - три года. Павел Глазков, отец Тольки, рабочий от мартена, дед - рабочий доменщик. Почему Павел Глазков, прожив два года при новой советской власти, ушёл с Колчаком, попробуй отгадать. Не побоялся малолетних детей с собой прихватить. Видно, Советы были страшнее изгнания.

- А ты не думаешь, Толя, что и к вам сюда придут российские опричники-чекисты? - спросил я.

- А что им здесь делать? И так кругом ссыльные спецпереселенцы. У нас так, как у вас, не сделать. Вот раскулачат? Лошадей, коров отберут? Дома займут? Так это значит: весь народ надо разуралить. Не-е… Наши поднимутся, отпор дадут, Это ж рабочие, а не крестьяне.

- Не знаю, не знаю, Толя. У нас, в коренной России, не поднялись. Судя по всему, они скоро станут безработными, потому как всё подчистили по материальной части.. Теперь примутся за убеждения. Тут у вас есть где разгуляться. Я уж в одном месте видел "Штабы бдительности".

- Не бойсь, у нас такое не пройдёт…

Разговор этот даже сейчас, во времена так называемой "второй революции", вызывает у меня страх и дрожь.

Глазкову - что? Он рассуждает об отце, ушедшим с белыми, не как о "контрике", а как о человеке, выбравшем свою судьбу. Может, он и другим об этом говорит без опаски. Он на своей родине, и эта родина защитит его, сына белогвардейца, не станет казнить, как это сделала со мной моя великая и несчастная, охваченная борьбой родина.

Мы с Толей никогда больше на эту тему не говорили. Мы боялись друг друга. У Толи с Леночкой, к их великому счастью, намечался ребёнок. И Толя все заботы перенёс на румяную, располневшую Леночку. Леночка знала, кого выбирать. Право, я им немного завидовал. Они были счастливы. Как бы их счастье не называй - обывательским, мещанским - оно было настоящим. Они жили друг другом.

Наша с Катюшей жизнь, с самого начала обещавшая немало треволнений, потихоньку шла, делая сумбурные шаги. В ней было и серьёзное, и комическое, но оригинальное, не так, как у других. Вот когда во мне заговорила пановская сказочность: всё будет прекрасно, придёт без труда. И было мне всё нипочём. Наивность ли то была, легкомыслие ли, или просто в голове не хватало "шариков"? Не знаю, была ли счастлива со мной Катюша, я с ней был счастлив. Во всяком случае, мне так казалось.