Мы с Катюшей собирались в отпуске поехать к моим старикам в Шую. Заедем в Москву, покажу старшим братьям.

Маруська писала из Харькова, приглашала "на яблоки", сообщала, что 18-летний наш братик Ванюшка, счетовод Ивановского госбанка, тоже женился. Колька-иудушка окончил с отличием Шуйскую гимназию у Николая Николаевича Рябцева и был послан в Ленинград, учиться на журналиста. Не знаю, переменили ли братья отношение к Кольке, а я его никогда не прощу. С папашей и мамой в Шуе, в малюсеньком двухоконном домишке на самой окраине города, проживает поскрёбыш Василко. Маруська со всеми имеет связь, всем пишет. Из её писем можно составить представление о каждом.

Никого не забывает, обо всех пишет наша замечательная сестра Маруся. И про дяди Лёшину семью: тётю Раю с детьми. Только про дядю Лёшу - молчок. Упрятали дядю Лёшу в Кандалакшу, в концлагерь для особо опасных врагов советской власти. Сколько ему ещё сидеть? В Тридцатом дали "десятку" за то, что стрельнул в Сёмку Курка, батрака и деревенского активиста. Сёмку-то давно пристукнули морыгинские за измывание над бабами и разные реквизиции. Про него на деревне уж и не вспоминают. А вот мужик-середняк Алексей Басов, отказавшийся вступить в колхоз и покушавшийся на батрака, отбывает десятку в Севлаге.

Приезжал из Магнитогорска зять Иван Фёдорович Пурусов, бывший спецпереселенец, увёз с собой Нинушку, младшую из двух своих дочерей. А старшая, Духарка, по-прежнему оставалась у дедов Басовых. Живут Лида с Ваней хорошо: он - начальник подсобного цеха по обжигу извести, она - лебёдочница на заводе. О возвращении из ссылки уже и не заговаривают.