Выговорит Вера девчонке, в ответ - ни слова, молчание. Как хочешь, так и понимай. Сколько миляевской гордости в Катином характере!

Дождётся она прихода матери, слезет по лесенке с сеновала, жмётся:

- Мама, есть хочется…

- И не ела?! И не пила?! Родная ты моя! - причитает Елена Михайловна и быстро выкладывает еду на стол.

Катя ест, торопится, то и дело оглядывается на дверь, боится, что кто-нибудь войдёт и скажет: "Нашлась, нахлебница…"

- Надо же, чего удумала, - говорит мать. - С раннего утра и до позднего вечера - ни крошки во рту?! Сиротинушка ты моя! И как же нам теперь быть? В свой дом возвращаться? Говори, доченька, всё сделаю, как ты скажешь. Ради твоего счастья и вышла-то. Не успеешь оглянуться, как пора приспеет замуж тебя выдавать. Годики-то, они летят. Приданое надо собирать, а где я возьму?

- Останемся здесь, мама, - шепчет Катя, её тянет ко сну.

Спит Катя на полатях в передней избе. Мать с отчимом - за ширмой, Сергей с Верой и тремя детьми - в задней избе; Андрей с Шурой и пацаном Витькой - в сенцах.

И всё кажется Кате, что они с матерью тут чужие. Явились и мешают людям жить. Скорей бы вырасти!

Серьёзное имя у Кати - Екатерина - взывает и к серьёзному отношению. И сама она, как её имя, серьёзная, малоразговорчивая. Говорят, она в отца такая, в Миляевых.

Назвать "тятей" отчима Ивана Алексеевича никак не может. А мать постоянно наставляет:

- Нельзя так, доченька. Он так старается ради нас, окажи ему уважение. Он с твоим отцом вместе на войне был, попал в плен. А тут твоего отца ранило. Так они и не свиделись больше. Миша в Двадцатом скончался, а Иван Алексеевич вернулся только в Двадцать втором.

Отец Кати, Михаил Петрович Миляев, был слесарем-ремонтником высокой руки, робил на Механическом. Дед Пётр был кузнецом в Криничном цеху, при Молотовой фабрике, что на Бучиле. Все Миляевы - мастеровые грамотные люди.

Михаил вернулся с войны с тяжёлым ранением, а выздоровел - послали его работать в Ижевск, на оружейный завод. Там у него рана открылась, вернулся.

Им с Елей на детей не везло: рождались мальчики и умирали, не дожив до года. Катя-Катерина выжила.

В Девятнадцатом, больной, чуя скорую кончину, заторопился строить дом жене с дочерью. Дом задумал срубить просторный, на пять окон, из кондовой сосны, чтоб им на всю жизнь хватило.

- Мишенька, не надрывайся! - просила мужа Еля. - Сходил бы к братьям, к отцу, чай, помогли бы…

Молчит… Он вообще не любил много говорить. Нелады вышли у него с братьями и отцом. Как с Германской пришёл, так и началось. На войну братья не ходили, мастеровых хозяин завода не отпускал. А Михаила же отправил на фронт, под австрийские пули. А чего не послать, он же и слова против сказать не может. Но не в этом была причина раздора, а в том, что братья солдатку Елю, невестку, выкурили из дома, а отец не заступился.