Мне всё равно было куда ехать. И к Копейскому руднику, и к Кыштыму одна дорога - горнозаводская "чугунка", так местные называли железную дорогу вдоль горных хребтов. Дорога соединяла многие заводы и была кровеносной артерией Урала: сотни заводов и рудников, вытянувшихся цепочкой с Севера на Юг, были как бы нанизаны на одну нить из шпал и рельсов, в том числе и Кыштымский завод на середине пути между Свердловском и Челябинском, и Копейский рудник к югу от Челябинска.

Моё безразличие можно было объяснить только одним: я не понимал, зачем уезжаю. Здесь у меня было всё, и мне нечего было больше искать. Была "казённая" квартира в Соцгороде, хорошая, благоустроенная. Здесь я её просто сдал, а позже в других местах такую мне придётся ждать многие годы.

Здесь я продолжал заочно учиться в Механико-машиностроительном институте и был на верном пути к инженерным вершинам. Учёбу я тоже, по сути, бросал, отправляясь в неизвестность.

Была работа по черчению и конструированию, с каждым месяцем становившаяся всё притягательнее и увлекательнее, работа, ставшая вместо поэзии смыслом моей жизни.

Был, наконец, коллектив конструкторов, когда-то бывший чужим, а теперь воспринимавшийся, почти как родная семья. И главный недруг - Зирнис - самоустранился. Из всего проектного отдела только он покатился дальше, на Запад, остальные остались здесь.

Здесь я повстречал хороших людей: Ивана Ивановича Окулова, Женьку, Лёву и много других, оставшихся для меня безымянными, помогавших мне каждый по-своему.

Здесь я встретил непонятную Шурочку, полюбил её. Но не смог удержать.

Вот чем только и можно было объяснить то, что я ВСЁ БРОСИЛ. Моя деревенская нравственность признавала только чистое чувство, как бы это не высмеивали. В спутницы жизни я мог взять себе только женщину незапятнанной порядочности, даже не зная её характера. Мне всё равно ангел она или нет, разбираться будем потом, хотя это и может усложнить совместную жизнь. Главное, чтобы я мог доверять своей жене, а вера родит и любовь. Я не хотел бы делить свою жену с кем-то другим, что фактически предложила мне Шурочка. Что это за любовь такая. Я её буду любить, а она будет любить и меня, и кого-то другого. Нельзя делить чувство.

Билет взял до Челябинска. Подумаю в дороге. Может, поеду в Кыштым, он рядом с Карабашем, а там, у тётки, растёт дочурка Шурочки. Всё-таки никак я не мог отказаться от желания увидеть её. Не могла же она не заехать к дочке. Мотается где-то по свету отчаянная девка Шурочка Вологжанина…

Пересадка в Свердловске. Поезд в сторону Челябинска уходил в конце дня. Ходил по улицам столицы Урала с одной только целью: убить время. Может быть, в Кыштыме не сойду, а проеду до Челябинска. Рано утром поезд прибудет в Челябинск, откуда идёт ветка на Копейск.

Глаза мои выискивали среди молодых женщин одну - золотоволосую, стройную, с гордо вскинутой головой, с плывущей походкой. Завидев в толпе светловолосую девушку, догонял, заглядывал в лицо… Нет, не она! Иногда совсем-совсем похожий раздавался смех с озорными нотками. Я - туда… Нет - не она! И слышалось мне прощальное: "Ба-а-сов!"

Вот такие мысли одолевали меня и в поезде, когда я смотрел в окно вагона на проплывающие мимо красивейшие горы, реки и долины, восхищаясь пейзажем. Удивительно и странно было: это не Крым, и не Кавказ, а суровый Урал. Хотелось выскочить и остаться здесь, подняться вон на ту синеглавую вершину. А что? Уехать всегда можно.

И тут же одёргивал себя, говоря "Что мне эти обманчивые красоты Уральской Швейцарии? Может, вон за тем поворотом спрятались бараки с колючей проволокой".