Снега пока не было, но 12-го сентября рабочие первой смены шли на корпуса по заиндевевшему травяному ковру. И хотя к полудню солнце принялось жарить, как прежде, ему уже никто не верил.

Было так сухо, что 17-го сентября в лесу не сыскать было даже поганки. А ведь в августе набирали за полчаса полное ведро красноголовиков. Не неистовое пламенное увядание было уготовано природе осенью 1963 года, а вялая, продолжительная агония. Лес медленно умирал.

Дождались и холодов. 23-го сентября подул пронизывающий, холодный северо-восточный ветер, и пошёл дождь. Неслись тучи, задевая горб горы Качканар.

Сегодня, 24-го сентября, дождь не перестаёт лить. Солнце больше не проглядывает над Качканаром. В долине, у ТЭЦ и железнодорожной станции, пластается серовато-белый туман.

  

На мой взгляд, даже эта слезящаяся осень не может украсть красоту комбината. Четыре братца-корпуса спускаются с горы Долгой: ступенчатый корпус обогащения, ошелёванный серовато-белыми пластинами стеновых панелей, наглухо застёгнутый на все пуговицы-окна, ведёт за провисающую руку конвейерной галереи №3 корпус среднего дробления. Этот корпус - капризный полнеющий модник - в свою очередь подал нехотя короткую руку горбатенькому братцу - маленькому краснокирпичному корпусу приводных станций, доверчиво опустившему свою непомерно длинную руку высокому и поджарому брату-последышу - корпусу крупного дробления. Всунув руки в рукава панельного пальто и оставляя спину совершенно открытой, корпус крупного дробления спускается вниз, где его ждёт Государственная приёмочная комиссия.

Внизу стоит полуожившая, дрожащая от страха перед серьёзным экзаменом на зрелость, их младшая сестра - ТЭЦ. Чуть-чуть видное беловатое дыхание исходит из 120-метровой дымовой трубы. Застёгнутая, одетая, она неряшлива и негигиенична внутри.