Приказ: идти не останавливаясь. Лаконично и, как всегда на войне, солдату непонятно. А переспрашивать не положено.

Получили сухой паёк на два дня. Проверили свою обувь, пополнили патронташи и диски, выпили по сто грамм и пошли. Шли не врассыпную, а строем, и не снежной целиной, а по дороге, шли навстречу Корсунь-Шевченковской битве. Солдаты потом назовут её Малым Сталинградом.

В моей роте шли по четыре в ряд "политруки" и "гуляйпольцы". Мы с Шараповым ходили по рядам, смотрели в лица бойцов. Вроде бы и больших боёв не было, разве что за Знаменку, а роту ополовинило. По двадцать бойцов в взводах вместо сорока.

Едва ли не каждого я знал по имени. Гуляйпольцы вышли на войну целыми семьями: отцы, сыновья, племянники, сваты, кумовья. Одного ранят - десять на помощь кидаются. А врагу только того и надо. Накроет миной - и лягут родственники рядом, отвоевавшись навсегда.

Я жму руку каждому.

Из взводных командиров, "старичков", остался один Шарапов. На место убитого Билия пришёл желторотый младший лейтенант. Второй такой же заменил взводного Алексея Миловцева.

Ушёл Миловцев в знаменосцы полка. Вспомнил, что он всё ещё состоит в комсомоле. Набирали именно комсомольцев, проявивших себя в боях.

Младший политрук Миловцев, сын директора завода, кандидат в члены партии, попал в Киевское окружение. Якобы не в плен, а только в окружение. И что-то очень легко его как "украинца" отпустили немцы. Он пошёл в Полтаву, там жила его тётка. У неё он и жил при немцах, скрываясь. У Лёськи была жена в Харькове, она эвакуировалась с нашими. А он пошёл в приймаки, "женился" в Полтаве на переводчице, дочке мельника.

- Ты сказал, что был младшим политруком? - спросил я его. - Не скрыл?

- А я и не был младшим политруком. Если бы был, то меня ждало бы разжалование. А так - вот иду в знаменосцы, - засмеялся Лёська.

Я не очень жалел, что Миловцев уходит, бог с ним.