После месяца боёв с Александрии до Кировограда, с первого знакомства с комбатом-1 в Фёдоровке я избегал встреч с ним. И одновременно ждал этой встречи, она была неизбежна. Как не прячь худую рукавицу, а голые пальцы мороз учуют.

Шли дожди, люди в окопах мокли. В роте были выставлены часовые, остальные бойцы спали. Оказалось, что спали и часовые.

Командир батальона проводил проверку бдительности. Поздно ночью он явился в роту.

- Где командир роты? Найти его! - раздался его зычный крик в ночи.

Я живо выскочил из землянки. Да, это был он самый: жердястый драчун с плёткой в одной руке и с затвором от "максима" в другой.

- Командир 3-й роты гвардии рядовой Басов, - доложился я. - Личный состав отдыхает. Выставлены часовые.

- Что, зайчатины объелись?! - кричал комбат. - Спят твои часовые, гвардии рядовой! Спит часовой - вот затвор от пулемёта. Под суд отдам!

Он замахнулся на меня плёткой.

Я передёрнул на груди автомат ППШ и, наставив его на комбата, глухо сказал:

- Остановись, капитан! Ты не имеешь права в боевой обстановке вынимать затвор из пулемёта. Заснувшего часового я сам накажу. А затвор чтобы сейчас же был на месте! Сейчас же!

Связной комбата отнёс затвор к пулемёту.

- И вот что, капитан, даю слово, что если ты меня тронешь хоть пальцем, я из тебя четырёх капитанов сделаю, расстрела не побоюсь! А теперь уходи с передовой как можно скорее. Иначе подниму всю роту и провожу тебя огнём!

Весь день я ждал, что за мной придут из Особого отдела и арестуют, но бог миловал. На 26 января поступил неожиданный приказ сниматься с позиций. В наши окопы сели солдаты другой дивизии.