Быстро как-то наш дом опустел. Сперва ушел в Палех на учёбу Ванюшка. Вскоре собрался и уехал в Иваново-Вознесенск Аркаша. Я смотрел, как он собирался и удивлялся про себя, когда он засовывал в большой заплечный мешок шубу на лисьем меху. Откуда она? Кроме Маруськиного сундучка с приданым из одежды и обуви у нас не было ничего ценного. Так, обноски.

Ничего плохого я не хочу сказать про Аркашу. Он мне друг и брат на все времена. Но любовь его к барахлу, к вещам - едва ли не единственная черта его характера, которую я про себя осуждал. Такое пристрастие к приобретению красивых вещей - чисто крестьянская черта, в какой-то степени она присуща всем нам. Для крестьянского парня или девушки всякая новая вещь, какой бы она ни была - праздник. Каким же праздником, Светлым Христовым Воскресеньем могла быть для Аркаши бархатная шуба на лисьем меху. Аркаша приобрёл её на последней Воздвиженской ярмарке в Палехе, на толчке, где богатые распродавали свои вещички. И сколько я помню, он и позже всегда возил её с собой. Даже спустя 16 лет, после войны уже, была у него эта шуба. Как уж он её сохранил, никому не ведомо. Аркаша, подобно дяде Лёше Квадратному, не разговорится, не разоткровенничается - не дождёшься. И у того, и у другого - всё скрыто, всё в тайне.

Вслед за Аркашей не стало дома и отца.

Все эти дни, пока он был дома, к нему приглядывался уполномоченный Николай Лопатин. Он и приказал председателю сельсовета Михаилу Евсеевичу Калашникову вызвать отца в сельсовет.

- Документы об освобождении имеешь?

- А как же… Освобождён досрочно. Вот справка, - предъявил отец.

- С какой целью вернулся сюда? - вступил в разговор Николай Лопатин.

- Домой явился я, Николай Алексеевич, как и ты, - спокойно ответил отец, уже зная, что Илюхин брат - какая-то ''шишка" в Южском районе.

- Я-то, положим, прислан сюда к вам социалистическую законность наводить и вражеские элементы карать! - сказал Николай Лопатин.

- Наводи. Кто тебе мешает, коли у тебя такие высокие полномочия - карать?

- А вот ты мешаешь! Ты, Иван Григорьев Басов.

- Чем это я помешал? Живу с семейством, работаю в поле. В чём меня обвиняет власть?

- Видим, грамотным стал после тюрьмы: "обвиняет". А нам не обязательно перед такими, как ты, отчитываться. Революция никому не подотчётна, Иван Басов.

- Врёшь, подотчётна. Народу. Иначе бы она называлась не революцией, а анархией.

- Революцию делает сам народ, и ты тут не бей клин, Иван Басов. Распишись вот, повестка тебе - явиться в райотдел НКВД.

- Зачем?

- Там скажут.

- Нет уж, вы мне здесь-ка скажите, зачем меня требуют срочно в районную ЧеКа, - проявил неожиданную твердость Иван Григорьевич. - Повестка - не по форме. Не указано, к кому явиться и по какому делу. И печати нет. На этот раз я вам покарать себя так просто не дам. Законы знать меня научили.

Николай Лопатин повестку сочинил и сам, своей рукой, написал. Никто папашу в район не вызывал. А НКВД, когда ему кто бывал нужен, - приезжал и брал человека без долгих проволочек. Без излишнего шума. Но и то знал Лопатин, что оттуда обратно никто не возвращался. Виноват - не виноват, раз прислал уполномоченный, значит, что-то на тебе есть. Заседание "тройки" или "особое совещание" - и шагай, "контра" на Север.

Маленький скуластый и небритый Калашников на сей раз был готов встать за правду и перестать слепо подчиняться Николаю Лопатину, мандат которого как районного уполномоченного был неделю как изъят по многочисленным жалобам в губернию, а он, как если бы был властью, продолжал разъезжать по деревням и творить беззаконие. Мужики в колхозы не шли, так он обкладывал таких налогами, как "подкулачников".

Калашников попробовал урезонить Николая Лопатина, спорили, прежде чем вызвать в сельсовет Басова.

- Ты чего раскис, Михаил Евсеевич? - покрикивал высоченный с крупными чертами холодного, словно вырубленного из камня лица, Николай Лопатин. - Как мой старший брательник Илья. Тот прямо-таки на "лишенца" и кулака Ивана Басова готов, как на икону, молиться. Ох, и темнота у вас тут, как я погляжу. Не с кем и революцию делать. Ты, между прочим, тоже с душком, Калашников. И мы в "районе" об этом вспомним при случае. Ваш весь род - из урядников.

- Николай Алексеич, чего ты приплетаешь деда! - возмутился, было, Калашников. - Дед был в урядниках, а не отец и не я.

- Революции всё равно, кто был контрик, весь род - к стенке! Ты, наверно, думаешь, что если меня сняли с уполномоченных, то это навсегда? А мои друзья? Сегодня сняли по чьёму-то доносу, завтра оправдают и - опять сюда же. Тогда уж я с первого начну с тебя, сорное семя! Ты это помни и не забывай, - рубил глухим голосом длинноногий, уверенный в своей правоте Лопатин.

- Ну, так как? Поставишь свою печать на повестке, или не поставишь? Сошлём из деревни этого мироеда, или оставим? Решай, как представитель Советской власти. - глушил своим безапелляционным голосом Николай Лопатин.

При всех своих страхах неподчинения властям, Михаил Евсеевич, не в пример Лопатину, был искренне предан делу революции, и на прямые подлоги и провокации был неспособен.

- Печатью удостоверять я твой произвол не стану, - сказал Калашников. - Угроз твоих не боюсь, и сегодня же доведу до сведения Райкома. Ивана Басова тревожить не стану. Он не купец и не кулак, а такой же труженик, как и всякий мужик в деревне. И нечего воду мутить, Николай Лексеич. Да лучше уезжай-ка ты отсюда подобру-поздорову, пока...

- Что "пока"? Договаривай, подкулачная твоя душа! - потянулся рукой к деревянной кобуре маузера Лопатин.

Калашников мигнул милиционерам.

- Оружие на стол, Лопатин! - крикнул он, а милиционеры передёрнули затворы берданок.

- А у меня разрешение есть на право ношения маузера!

- Всё равно, клади. В райкоме получишь, если отдадут.

Калашников позвонил в "район". Оттуда подтвердили разрешение Лопатину носить оружие. Калашников стал, было, приводить какие-то свои доводы, но на том конце провода положили трубку. Лопатину вернули оружие, и он, матерясь, ушёл.

- Иди домой, Иван Григорьевич, - сказал Калашников и порвал повестку.

Папаша стал, было, рассказывать, как жил в тюрьме, работал, за что был досрочно освобождён.

- Знаю-знаю, Григорьич, - прервал его Калашников. - Когда-нибудь потом расскажешь.

ЧАСТЬ 7.   ПАЛЕХСКАЯ ЮНОСТЬ.   1928-1929 ГОДЫ  

Стр.104 из:   94  95  96  97  98  99  100  101  102  103  104  105   Читать дальше 

НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ