От её приставаний по части общественной жизни не так-то легко было отделаться. Райка кого угодно растормошит. Сначала втянула меня в хоровой кружок, потом в драматический. Заставила декламировать. Первая же одаривала аплодисментами. Подбрасывала любовные стихи из Блока и Есенина. А мне нравился Эдуард Багрицкий. Я читал со сцены "Смерть пионерки":

В пьесах я непременно играл рабочего или комиссара со звездой на фуражке и наганом в руке.

Всё это Райка Ромашова очень одобряла. Жили мы рядом. Домик Ромашовых стоял между домом Александры Ивановны и домом Фатеевых. Из окон я каждый день мог видеть крыльцо дома Ромашовых, Райку, занимающуюся физкультурой. Не питал я к ней особых чувств. Просто, её весёлость и жизнерадостность давали мне то, чего никто не мог дать: радость от того, что я живу. Она, как никто, могла взбодрить, воодушевить и повести за собой. Признаюсь, я удивлялся, как это можно так безотчётно предаваться веселью, когда вокруг столько несправедливости и беззакония.

Ни с кем из парнишек, тем более ни с кем из братьев, мне не было так хорошо и свободно, как с Райкой. Какая-то особенная доверительность была между нами. Она знала, что я - как крестьянин - люблю землю и сельский труд. Собираюсь внедрить новейшую агрономию, развести яблоневый сад, пасеку пчёл и стать крепким хозяином.

Райка же больше горожанка, даром что в селе жила. Мать её, кажется, из Москвы, оттого говор у Райки чисто московский - распевное "а".

Раз как-то после урока, когда Серафима Константиновна назвала меня почему-то Серёженькой - наверное, я вовремя доску стёр - подошла ко мне Райка, и - с усмешечкой:

- Серёжа-Серёженька… Ну, Серафима… Как она тебя ласкательно… Не знала, не знала, что она тебе симпатизирует.

- Да ну тебя! Она добрый человек. А ты - кривляка!

- А ты - грубиян. Серёженька… Ха-ха-ха! Стоишь над миром, витаешь в облаках… агрономии? Всегда один… Всегда грустишь…

И она продекламировала:

- Слушай, Серёженька, ха-ха-ха… Может, поедешь с нами в Белокаменную?

- Спасибо за предложение. Только я мужик деревенский, грубый и неотёсанный. К тому же многосемейный. А что?! Аркаша вот уедет, и то без него семь ртов! Их кормить надо. Город - он не сеет и не пашет, только ест.

- Хватит о будущих перспективах. Поговорим о нашем настоящем. В соревнованиях будешь участвовать? Бег на 100 метров, 200 метров и 500 метров. В ближайшее воскресенье на Горе…

Кончался апрель, близился конец учёбы. Райка задумала на прощанье поставить спектакль "Снегурочка". Она сама играла Леля, я - "второго парня". Хорошо пели. Фотографировались.

Середина мая. Последний день в ШКМ. Удостоверения об окончании не выдают. Летом надо отработать неделю в школьном хозяйстве на коровнике. Но всё равно ребята разъезжались навсегда.

Иван Евлампиевич Слитков с Катешей уезжали в Москву.

- Сергей, разговор есть, - сказал он мне, отозвав в школьный яблоневый сад. - Что думаешь дальше делать?

- Применять знания по агрономии на практике, в деревне, - сказал я.

- Учиться дальше не собираешься?

- Не знаю, - мне не хотелось продолжать этот разговор.

- Вот тебе мой адрес, в случае чего - черкни.

- В случае чего? В случае если снова, как когда-то Васильев, другие скажут: "А зачем тебе образование?" Меня и сюда-то только по распоряжению Комиссара по просвещению приняли. Так что...

- Времена меняются, может быть, станет ещё хуже. А тебе необходимо продолжать образование. У тебя, прямо скажу, исключительные способности к общественным наукам.

- "Талан", как говорит моя бабка Алёна, - сказал с иронией я, но мне было приятно слышать о себе похвальное слово да ещё от... соперника.

- Пусть так, только без иронии. Надумаешь - напиши, охотно помогу.

- Мне сейчас будет не до этого. Отца высылают куда-то на Север, неизвестно за что. Буду искать правду.

- Давай вместе её искать. Я всё знаю о вашей семье.

- Спасибо, у отца семеро сыновей. Сумеем.

- И всё-таки - не забудь.

- Спасибо. Обойдусь.

Не воспользовался я предложением Слиткова. Не мог. Он "отнял" у меня Катешу. Больше никогда я его не встречал.

Выезжаю за околицу, оглядываюсь… Вот она, наша деревенька, наши поля картами по окрестным косогорам и холмам. За часовенкой дорога поворачивает круто направо, начинаются поля. Знаменитой глупости - отруба. Что выгадали мужики, сведя все полоски из разных мест в одну? Межей стало меньше? Именно её - чересполосицу - и хотели ликвидировать. А ведь сеем на одном отрубе несколько культур, и всё равно делаем межи между ними. Ничего не выгадали мужики. Никто, кроме кузнеца Ивана Горбунова, не захотел по-настоящему выйти из "общества" и построить на отрубе дом. Стоит дом кузнеца Точно-Прочно за бугром у Бокарей, никто в нём не живёт. Лишь грибники да ягодники, застигнутые в лесу дождём, находили в нём укрытие. Землю же, целиковым пластом, квадратом в 500 аршин шириной и 500 аршин длиной, наш отец, жадный до земли, взял в аренду. Это была - при малых деревенских наделах - своего рода наша целина, резерв житницы на случай неурожая.

Пановские поля тремя рядами: верхний, средний и нижний, как карточная колода раскинуты между Пановым, Бокарями и Выставкой. Первые две линии "карт" от Пановского тракта на юг, к Крестику, третий - по-за овинами до Выставки.

Илюхин отруб - лобовой, первый от дороги. За ним - Ивана Арсентьевича Моряка, потом наш - и Мишки Пурусова. А выше, к Бокарям, по покатым склонам первой "карты" Ваня Гараня пятнит навозными кучками свой отруб. За ним, ближе к Крестику - дядя Лёша Квадратный; Митрий Степанович Ляпин, отделившийся от малопановского отца; Иван Николаевич Куклин со своим сыном Петькой. Третья линия "карт" - самая плодородная земля, по-за овинами. Досталась она так: первая - Ивану Фёдоровичу, нашему зятю; вторая - Василию Герасимовичу Полушину с его многочисленным семейством. Здесь земля родит и без навоза. И у самого крайнего к Выставке лога - отруб мясника Ивана Уранова. Ниже третьего ряда "карт" - заливные покосные луга и ольховый лес Елошки вдоль заболоченного русла Чернухи.

С пахотой и севом мы управились не последними. Аркаша соглашался с моими агрономическими подсказками: где и какую культуру надо высевать-высаживать: рожь, овёс, ячмень, вику, горох, картофель - как ухаживать.

Пахали мы с Аркашей по очереди на нашем мохноногом смирном мерине Мальчике. С утра до обеда - Аркаша, ему надо было идти вечером на беседу в Бокари к Шурочке Чикариной. С обеда до темна - пашу я. Боронили Ванюшка с Коляной, и тоже по очереди. Ванюшка шёл босый по комковатому вспаханному полю, Колька - верхом на Мальчике. Съёжившаяся его фигурка на мерине и пыльный хвост из-под бороны - зрелище это надолго мне будет памятным. Маруська за руку с пятилетним Василком приносила нам на завтрак, обед и ужин одно и то же: хлеб, кашу с молоком.

Особенно трудно нам далась арендованная горбуновская земля. Чтобы не гонять лошадь туда-сюда, мы с Аркашей порой оставались возле пахоты и ночевать.

Сев завершили в полном объёме, зерно прикупали. Когда взошли первые робкие зеленя, и их спрыснуло дождичком - стали катком приглаживать комковатую землю чтоб сохранить подольше влагу - радости моей не было конца. Какое это счастье почувствовать себя сеятелем, хлеборобом!

ЧАСТЬ 7.   ПАЛЕХСКАЯ ЮНОСТЬ.   1928-1929 ГОДЫ  

Стр.100 из:   94  95  96  97  98  99  100  101  102  103  104  105   Читать дальше 

НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ