1956 год. 3-й класс. Начались смотры художественной самодеятельности. В моей жизни появились любимые фильмы. Долгожданный приём в пионеры. И папина война, которая снилась ему. Игры и забавы, конечно же, во дворе или на улице.
В 1957 году. Мы живём в Кировграде, я учусь в 4-м классе, учусь отлично, по-прежнему дерусь в ответ на дразнилки. выясняется, что Четвёртый завод спускаетс в речку Калатинку ядовитые ртутные отходы, и канава. по которой они текут пересекает нашу Октябрьскую улицу. Папа устанавливает брусья во дворе, и теперь есть где повисеть вниз головой и сделать 'лягушку'. Книги по-прежнему играют значительную роль в моей жизни;
1957 год. По-прежнему Кировград. Но с начала пятого класса начинается иная жизнь, жизнь подростка, полная противостоянию и товарищам по учёбе и, что особенно горько, семье. Одиночество в мире, с которым трудно смириться и которому невозможно подчиняться. Новые ощущения, половодье чувств. Начало жизни сердца
1958 год. Кировград. Пятый класс. Деятельное взаимодействие с миром и всё более глубокое погружение в свой внутренний мир. Книги и кино - вот основные инструменты познания и понимания жизни; Конфликты с одноклассниками; Любовь, занимающая всё больше места в голове и сердце;
1958-59 годы. Кировград. Шестой класс. Продолжается этап становление личности и взросление. Появляется склонность к литературной фантастике. Поэзия занимает всё большее место в голове и сердце. И по-прежнему, каждая, даже сама краткая встреча с ним, - событие неимоверной важности.
1959-60 год. Кировград. Седьмой класс. Взросление и сильная эмоциональность - жизнь сердца, где-то открытая, где-то прячущаяся в глубине души. Казалось, что продолжается время становления, но мысли, поступки и речи обретали всё большую глубину. Жизнь была сверх меры заполнена любовью, и всякое действие, всякое событие виделось сквозь призму любви;
1960-61 год. Кировград. Восьмой класс. Ранняя юность. У меня выковывается характер гордый и независимый. Нежелание подчиняться никому и ни в чём и, в то же время, стремление к лидерству во всём: в учёбе, в спорте, в межличностных отношениях с девочками в классе. Но в то же время сдержанность и осторожность в отношениях с Володей, сильное чувство к нему спрятано глубоко-глубоко;
1962 год. Качканар. Всесоюзная комсомольская стройка; Девятый класс. Ранняя юность. Живу под маской безудержного веселья и флирта. Нахожусь в центре внимания и даже принимаю участие в ВИА 'Девятый-бэ'; Пускаюсь во все тяжкие; Совершенно не нравлюсь себе. И школа не нравится. Учёба даётся слишком легко. Прошу родителей, чтобы отпустили меня в Кировград, доучиваться там в 10-м классе.
1962-63 годы. Кировград. Последний год в школе. 10-й класс; Тяжёлая жизнь. Начинаются размышления о жизненном задании человека; Зубрёжка отчасти помогает пережить то, что я вижу его с другой, и у них серьёзные отношения. Помогает волейбол и лыжный поход и разные поездки. Но всё равно я не снимаю маску, потому что сейчас НАДО быть гордой. А потом я уеду и больше никогда его не увижу.
А от младенца шёл яркий золотой свет, и в этом свете было видно, что лежит малыш на соломе, в какой-то пещере, т.е. в месте, явно ему не подходящем.
Тогда я ещё ничего не знала ни о Христе, ни о Деве Марии, ни об Обручнике Иосифе. Я и не догадывалась, что на картине изображено великое событие - приход Спасителя на Землю.
В церкви почти никого не было, никто меня не останавливал. Я прошла по всем закоулкам, всё осмотрела и вышла тихонечко в ту же дверь, в которую вошла, восхищённая необыкновенной красотой собора.
Дома уже копошились люди, собиравшие нас с бабушкой в дорогу. Все были страшно озабочены и расстроены, и мне не с кем было поделиться впечатлениями об увиденном. Так оно и погасло.
Как-то мы добрались до вокзала и сели в поезд, идущий в Свердловск. Вагон был общий, народу в нём мало, и провожающие уложили бабушку на нижнюю полку, мама подсунула ей под голову какой-то узелок. До Свердловска ехали долго, часов шесть или семь, наш поезд останавливался на каждом полустанке, пережидая более быстрые и важные поезда.
В Свердловске надо было пересаживаться на кировградский поезд. Бабушка, конечно, сама идти не могла. Мама положила одну её руку мне на плечо и велела крепко держать бабушку за талию, сама она почти взвалила бабушку на своё плечо, так мы и поползли. Мамочка моя никогда никого не просила о помощи, она сжимала губы и - вперёд. Бабушка едва шевелила ногами, так что шли по перрону мы очень долго, но всё же добрались наконец до зала ожидания. Предстояло долгое сидение на жестких деревянных МПСовских диванах. Грузились в вагон опять с помощью чужих людей. Впервые я тогда увидела, что есть на свете народ, готовый прийти на помощь безо всякой просьбы.
В Кировграде нас встретил папа с машиной. Где уж он её достал, не знаю. Наверное, начальство комбинатовское выделило. От вокзала доехали без происшествий. Дома уложили бабушку на кровать в нашей комнате, придвинутую к печке. Похоже, это была Наташина кровать. Нас с Наташей переселили в гостиную, там, на диване и диванчике мы и спали.
Бабушка была очень плоха, но помню, что разговаривать она могла. И папа рассказывал, что, когда он заходил к ней, она радовалась, но плакала от своей беспомощности, утирая слёзы одной рукой, которая действовала. Когда она говорила о сыне Алексее, то очень волновалась. Что-то там, в Кыштыме, произошло между ними такое, что её сильно ранило. Душа её болела о сыне, но и простить его она не смогла.
