- Очень рад за вас, Сергей Иванович, - протянул Гусев мне левую руку. - Я готов к сдаче дел, - он чуть склонил голову, и я увидел в гладко причёсанном серебре волос красный пробор.

Видно, он помнил тот наш разговор в вагоне и - не в силах побороть в себе обиду - сказал:

- А говорили - в охрану завода. Что ж вы так? Разве для вас нет разницы между вахтёром на проходной и начальником Исследовательского отдела? Впрочем, так даже лучше. С чем хотите ознакомиться? - в маленьких серых глазах Гусева сквозило недоверие: "Назначили какого-то… Вот посмотрим, как начнёт плюхаться…"

- А как вы считаете, Михаил Спиридонович, с чего надо начинать? - ответил я вопросом на вопрос.

- Ну, с производством вы уже, я гляжу, познакомились. А акт приёмки-сдачи у меня заготовлен. Садитесь, пожалуйста, - он поднялся из-за стола, освобождая место мне.

Мне стало жалко старика. Движением руки я удержал его за столом.

- Я понимаю ваше душевное состояние, Михаил Спиридонович. Вы теперь иной, чем были в вагоне.

- Ну, зачем об этом… Сергей Иванович? Вы погорячились, а я неловко пошутил. Квиты?

- Хорошо, отложим… на время, - сказал я. - Давайте акт.

Бегло прочитав бумагу, которую Гусев приготовил, я молча подписал ее. Сдавались столы, стулья, посуда, реактивы, мини-фабрика и штат: 12 женщин, начальнических жён с техникумовским и институтским образованием. Среди них были педагоги, лесотехники, гидрологи, маркшейдеры. И только два инженера.

- А теперь идёмте к людям, - предложил я.

- Хорошо, я вас сейчас представлю, - сказал Гусев, ожидая, но так и не дождавшись, когда речь пойдёт о нём, понимая таким образом, что от него я отказываюсь.

- Зачем же вас беспокоить, Михаил Спиридонович? Я могу и сам - дело нехитрое. Впрочем, если вы хотите попрощаться…

На одутловатом, нездоровом лице Гусева затряслись в обиде студенистые щёки.

- Милостивый государь Сергей Иванович, позволю себе, - пенсне Гусева вздрагивало, как и щёки, губы с трудом повиновались. - Позволю себе, - повторил он. - Одно - встретить в поезде незнакомого человека и за опрометчивое слово причислить его к врагам. Это ещё куда ни шло. Мне урок: думай, ходячая окаменелость, прежде чем покрасоваться словцом - где, с кем и что говорить. И другое дело явиться без главного инженера, небритому, небрежно одетому и в таком виде предстать перед подчинёнными. Как хотите - это никуда не годится. - Гусев передохнул и продолжал: - Я выпускник Петербургской Императорской Горной Академии 1912 года…

Он долго говорил, упрекая меня да и всех скопом молодых советских инженеров в неуважении к высокому званию и - тем самым - неуважению к себе. По его словам: неоткуда было взяться великим инженерным свершениям, если человек не держится на достойной высоте. Выходило, что инженер начинается с блестящего внешнего вида, запонок, крахмального воротничка и начищенных штиблет. И продолжается умением держаться, внутренним достоинством. Только такой инженер есть ИНЖЕНЕР и готов к свершениям.

Старик был старомоден до кончиков седых волос, верен дореволюционной инженерской корпоративности, но не шут. Чувствовалась в нём любовь к инженерному труду, к высокому пониманию этого труда. Это заслуживало уважения, даже если проявлялось в смешной форме.