Раненым после помывки и смены белья полагался приём у врача и перевязка. Тогда я впервые, как бы со стороны, увидел свою правую раненую руку. И ужаснулся: от запястья до локтя зияла одна страшно большая рана. Врачи осторожно сложили руку в лангет, подвязали бинтами за шею.

Первичного переливания крови хватило, только чтобы устранить угрозу смерти. Требовалось новое переливание. Меня на носилках снесли в процедурную, здесь ждали врач и сёстры со шлангами и стеклянными сосудами с кровью.

Значит, нашлась кровь моей группы… Мне объяснили, что кровь дала молодая женщина, мадьярка.

- Потерпите, разведчик, сперва будет немного больно, - предупредила старшая сестра.

Мне влили около литра крови. После переливания у меня начался сильный озноб, мне было холодно и под тремя одеялами. Когда стало немного легче, я спросил, нельзя ли увидеть ту, которая дала мне кровь.

 

В палату вошла молодая женщина, блондинка, присела рядом и жестами стала показывать, как у неё брали кровь, чтобы влить мне. На бледном лице у неё проступали круглые красные пятна.

Блондинка без конца лопотала что-то на своём языке и время от времени гладила меня по голове, по груди, по здоровой руке.

- Что она говорит? - спросил я.

Сестра объяснила, что я очень похож на её возлюбленного, поэтому она дала мне свою кровь. Она хочет, чтобы я навестил её, когда поправлюсь. Теперь я буду жить с мадьярской кровью и могу считаться мадьяром. "Мы теперь родные" - говорила она и прижимала руку к сердцу.

 

Пришла сестра с карандашом и бумагой.

- Письма написать не желаем? Жене? Родителям? - улыбнулась она.

- Родителям? Родителям можно. А что, вы сама за меня напишете?

- А жене не хотите?

Я не хотел.

 

В палату вошли музыканты, заиграли. Скрипки и флейта выводили то грустные мелодии, то весёлые. Это были мадьярские цыгане.

 

Меня терзала мысль о связнике, сумевшем вырваться из квадрата "Два-А". Поймали его или нет? Нашлись ли секретные документы у него? И кто всё-таки были "подстраховщики", шедшие впереди связника, и которых я уложил? Выполнил ли я "задание большой военной и государственной важности" или только пострелял? Как и каждого раненого, меня мучил вопрос: кто же меня ранил? Значит, вместо одного связника, как предполагалось вначале, в действительности пробиралось к союзникам четверо власовцев…

 

Моё состояние заметно улучшалось. Рана в боку зажила, заживала и на голове. Даже рука, покоившаяся в лангете, "жила" и работала всеми пальцами. Появилась надежда на благополучный исход. По оптимистическим прогнозам врачей, особенно венгерских, моя рука будет работать. Станет лишь короче на восемь сантиметров. Даже сейчас, в лангете, я мог раненой рукой цигарки сворачивать. Счастливый случай: остались целыми сухожилия, и уже можно было называть сроки заживления раны, а там и о наложении гипса. Потом, после гипса, можно будет приступить к вытяжке кости до нормальной длины.

Внимательный уход и квалифицированное лечение, обстановка доброжелательности в госпитале действовали на меня исцеляющее. Уже маячила вполне реальная надежда вернуться в строй, и я был этому рад.

Но всё мгновенно изменилось, как только меня перевезли из Мишкольца в Дебрецен.