Когда мы всей семьёй собрались переехать на Украину, мне было пять лет. Я очень не хотела уезжать. Дурочка, я его тогда уже любила. Сенька - ему было девять лет - говорил мне, что мы ещё встретимся. И что удивительно, прибавил: "Встретимся, когда будет война". Вот, ей-богу, так и было, я не выдумываю.

И вот живём мы в Золотоноше, у Днепра, а войны всё нет и нет. А я её жду, чтобы с Сеней встретиться. Вбила себе в голову глупость эту… Может, останься мы в Шуе, всё бы из головы моей и выветрилось. И прошла бы моя любовь. Но в разлуке я всё время его вспоминала и… ждала войну.

  

Настя замолчала. Вдалеке, у Базарной площади, Данила Зорин вёз в телеге на своём бычке каких-то военных.

- Твой отец, - указала Настя. - Ты с ним простилась?

- Нет, и не собираюсь.

- Да я так спросила. Всё же родитель…

- Изверг, а не родитель, - махнула рукой Надя.

- Зачем ты так? Какой-никакой, а всё - отец. Ты вот не жила без отца … и не знаешь, каково это. И не дай бог узнать. А у меня вот отца не было, меня мать нагуляла с кем-то, а записала на своего покойного мужа, на ротмистра Елисеенко. Нас у матери двое, я и старший брат Митя. Мы от разных отцов. Его отец - дядя Сергей Матвеевич. А мать Митю убедила, что его отец Елисеенко. Меня-то не стала убеждать. А когда я допытывалась, кто мой отец, она меня била. Так я и не знаю, кто он. А я мечтала об отце. Хотелось приласкаться к нему. Детям что надо? Ласки. Сеня был ласковый. Может, я поэтому и полюбила его. А он меня звал "Настя-глазастя".

  

Данила Зорин, проезжая мимо магазина и увидев Надю, нахлобучил шапку по самые глаза. Пассажирами у него были полковник - мужчина и младший лейтенант - женщина, оба в лётной форме.

"Лётчики" поглядели на Надю и Настю и чему-то засмеялись.

Надя всмотрелась в женщину и узнала её.

- Никак Лидка Черновская, - проговорила она, встала и окликнула "лётчицу": - Лидия! Черновская! Это же я, Зорянка!

  

"Лётчица" смотрела на Надю с недоумением, будто впервые видела её. Потом отвернулась и закурила.

- Вы ошиблись, сестрёнка, - сказал полковник. - Она не Черновская, а Захаржевская, и не Лидия, а Ядвига. Честь имею! - козырнул он.

  

Надя побежала, было, за телегой.

- Лидка, ты что, решила меня разыграть? Мы ж с тобой пять лет сидели рядом, в одной аудитории, на Коровьем Валу в Москве, - говорила Надя на ходу. - С ума сойти можно! Ну, чего ты на меня уставилась и молчишь? Как это ты лётчицей стала?

"Лётчица", дерзко усмехаясь, пускала колечки дыма изо рта.

Данила, понукая, ударил бычка кнутом.

- Тяжело бычку в гору, отец, - сказал полковник. - Мы пешочком пойдём, а ты нас у вокзала догонишь.

"Лётчики" спрыгнули с телеги и пошли прочь.

Надя остановилась и смотрела им вслед в крайнем изумлении.

- Да не могла я обмануться! - говорила Надя. - Лидка же! Лидка Черновская! В августе они всем курсом приезжали сюда. Чтобы я Лидку да не узнала?! Губы, как у меня, дуги бровей… Нас с ней и различали только по глазам: у меня - голубые, у неё - карие. Я же видела: она меня узнала и определённо испугалась. С чего бы это?