Девушки тронулись в путь. Надя, занятая своими мыслями, шла, сосредоточенно глядя под ноги. А Настя продолжала свой рассказ.

-Двадцать четвёртый год - голодно было. Мы с Сенькой шли на Васильевский тракт, что-нибудь съестное найти. Попалась банка из-под мясных консервов, так Сеня гвоздём выскоблит все мясинки… и мне: "Ешь, Настя-глазастя. А то ты такая тощая. Тебя дома-то кормят?" Меня вся улица дразнила: "Байстрючка! Байстрючка!" А то и ещё какое слово покрепче добавят. Сеня за меня заступался. Привязалась я к нему всем сердцем. А вот с Митей он плохо ладил, дрались всё время. А мне их обоих жалко было. Они дерутся, а я бегаю вокруг и плачу.

Когда в Золотоноше жили, я к каждому слову Париловых приплетала. Мать схватит меня за волосы, да об стенку головой, об стенку. Она Париловых не любила. Стала я сторониться домашних. Только мне стукнуло 16 лет, мать заговорила о замужестве. 35-й год на Украине… Голод только-только избыли, хлеб появился. Митя был в тюрьме. Мать и решила меня замуж сбагрить. Я - ни в какую. Тогда она что сделала: привела жениха, вдвоём они меня напоили. Проснулась - рядом мужик лежит. Я всё поняла. Белый свет мне стал не мил. Ох, и ревела я! Пошла вербоваться на стройку. Набирали в Магнитку. Не взяли меня - несовершеннолетняя. Тогда завербовалась в Сыктывкар на лесозаготовки. Туда мало кто шёл. А я была собой видная. Взяли.

Родила я Веруньку в бараке. Она-то все мои планы по жизни перевернула вверх тормашками. Я своё детство помнила, и сказала: всё перенесу, но дочку свою выращу и на ноги поставлю. Работала я в охотку, зарабатывала много. Дали нам с Верунькой комнату в общежитии. И пошла у меня жизнь распрекрасная. Парни на меня заглядывались, сватались, несмотря на ребёнка.

Был у нас главбух, вдовец… хороший человек. Обещал и Веруньку любить, как свою. Все мне советовали: выходи-де, будешь жить припеваючи. Нравился он мне, но не пошла. Чувствовала я себя испоганенной, я самой себе противна была. Как тут мужу в глаза смотреть? Начнёт допытываться: что да как, да кто.

Махнула в Шую. Дом у нас тут был, много лет стоял заколоченный, поселилась в нём. Думала - наивная - Семёна встречу, а он был в армии. Как-то зашла к Париловым и вытянула карточку Семёна из-под стекла. Сроду ничего чужого не брала, а тут не удержалась. Домой принесла, гляжу: похож на Семёна, да не он. Высоченный парнище, ноги кривые в галифе, лицо суровое, хмурое. Потом пришлось карточку обратно подбросить. Оказалось, на карточке-то был не Семён, а его дядя Алексей Матвеевич. Ну, так похож, так похож!

Плакала… Ждала возвращения Семёна из армии. Приехал он в отпуск, я - сразу к Париловым… его увидеть. Уж какими глазами я на него глядела, Ирке лучше знать. Она всех готова подозревать. Увидела и поняла, что сходства с молодым Алексеем Матвеевичем у него почти нет, так, самую малость похож. У того лицо суровое, а у Семёна - сама доброта и приязнь.

Я не знала, что вы с ним в дружбе и любви. А как простояли вы полночи у калитки, так и кончились мои мечты.

- И ты поэтому решила идти на фронт? - спросила Надя.

- Поэтому - не поэтому… Иду и всё.

- Думаешь его на фронте найти?

- Да что ты! Человека найти на войне, как иголку в стоге сена. Может, там найду своё счастье.

- А может, гибель, - досказала Надя.

- Может, и так, - подтвердила Настя. - Ну, прощай… Я побегу.