- Где Кириллов? - спросил Марченко.

- Там, где ему и положено быть.

- О Милевском и Навагине - ничего нового?

- Ты ещё надеешься на их невиновность? - удивился Бороздин. - Сомневаешься в сказанном Заплитным?

- Я во всём теперь сомневаюсь, Александр Васильевич, - устало произнёс Марченко.

- Может, тебе сперва отдохнуть, Никифор Михайлович? Ты, похоже, болен. Вот встанем на Донце, похлопочу, чтобы тебя отпустили к семье на недельку.

- Да, угадал ты, Александр Васильевич: я устал, я болен. Не физически устал, а душой. Не забуду, как они от меня уходили. Я им про патриотизм, а они… смеются в глаза. Я их изменниками называю, а они… Что такое с народом? Почему не доходит слово партии…?

- Брось ты душу себе бередить. Это малодушные людишки, мелкие, спасают свою шкуру. Когда назад двинемся, они вернутся. Две сотни таких - ещё не народ. Давай лучше подумаем, как нам прорваться к Лузовеньке. Прорвёмся, считай, что выпутались. Донец - рукой подать, километров шестьдесят. На Донце фронт встанет и, может, надолго. Так что там у тебя будет достаточно времени подумать, разобраться. Травмированы мы с тобой этими двумя поражениями. Война на многое глаза открыла. Да, пока мы отступаем. Но мы верим в победу, и она придёт… Всё-всё! Отложим до Донца, комиссар.

В сумерках полк вошёл в Закрутнёвку без боя, совершив обманный манёвр. До утра надо было совершить 30-ти километровый бросок к Донцу.

  

Закрутнёвка - последний населённый пункт перед железной дорогой Харьков-Лозовая - готовилась пропустить через себя фронт. Перешагнёт фронт через Закрутнёвку, придут немцы. Советские люди - под немцем? Ещё недавно об этом страшно было подумать. Теперь Марченко предстояло принять это. Что-то он не понимал, как не понимали это и другие теоретики от партии.

Первые инструкции требовали полной эвакуации населения. Потом, видя нежелание народа оставлять свои дома, пришлось смириться с тем, что многие остаются. Отступление было стремительным, и взять с собой всех гражданских не представлялось возможным. Комиссары были бессильны.

Ленин учил быть всегда с народом и в народе, жить его жизнью, вести его за собой. А тут стало очевидным: народ шёл своей дорогой, партия - своей.

  

Закрутнёвка была полна народу. Мужчин не было, зато бабы, будто на праздник все вышли. Не могли не знать, что армия уходит, и это проходит её последний полк. Торжественность стояния по обе стороны улицы, по которой проходили войска, была похожа на похороны Советской власти. Так, во всяком случае, думалось Марченко.

Конечно, были в Закрутнёвке и мужики, просто они прятались. Жалко было бросать дом, семью, потерять майно и уйти в отступ на восток, к чёрту на кулички. Дезертиры надеялись "обмануть войну", пережить страшное время, когда погибнуть от пули - раз плюнуть. Но были и такие, что прятались неспроста, эти ждали "освободителей".