- Я понимаю вас, Надиш. Я пробуду здесь ровно месяц. Где наша с мамой квартира, надеюсь, вы помните. И мама до сих пор вас помнит и любит. Так что, если надумаете, приходите.

- Передавайте привет вашей маме, она - добрый человек, и очень вас любит…

  

Навагин перебил Надю:

- Из-за её "любви" я до сих пор не женат. Ни одна девушка, которую я приводил в дом, не понравилась ей. Всё вспоминает вас, Надиш. И сегодня я ей сказал, что намерен жениться. Иначе, чего доброго, уйду на фронт, укокошат… И останется она без внуков. А она сказала мне: "Вот и женился бы на Надиш". Она не знала, Наденька, что вы замужем. Я ей рассказал об этом и о том, что на фронте мы с Семёном в одном окопе…. И жениться на вас нечестно по отношению к боевому товарищу… Не будь у вас мужа, я бы почёл за счастье взять вас в жёны. Знаю, что вы в положении… Я бы вашего ребёнка воспитал, как своего…

- И зачем всё это вы мне говорите, Борис Николаевич? - спросила Надя. - Напрасные слова… и намерения ваши ни к чему… - добавила она и решительно отвернулась, намереваясь вернуться к работе. - Простите, но мне надо идти…

Навагин остановил её.

- Одну минуточку, Надежда Даниловна. Ещё одно маленькое и весьма деликатное поручение… от маменьки.

Он взял её за подбородок. Надя отвернулась, и его поцелуй скользнул по её щеке.

- Как вам не стыдно! - чуть не плача вымолвила Надя и убежала.

  

Два дня и две ночи Надя боролась с собой.

Встреча с Навагиным посеяла в её сердце сомнения. Она вспоминал мягкий тон Навагина, его откровенные признания в чувствах. Ах, как ей было бы спокойно под крылом любящего её Бориса! От Семёна не было никаких вестей. Так ли он её любит, как писал в последнем письме? Спокойствие и умиротворённость, в которых Надя жила последнее время, покинули её. И уже появилось намерение - она чувствовала это в себе - поколебать неустойчивое положение, а то и до основания разрушить всё, что связывало её с Семёном.

Прошло три дня… и Надя пошла к Навагиным.

  

По скрипучей деревянной лестнице она поднималась, как на эшафот, на второй этаж. Обманывая саму себя, она говорила, что идёт узнать что-нибудь о Семёне. Такой жалкой чувствовала она себя, что ей необходимо было хоть какое-то оправдание. Надя чувствовала, что предаёт Семёна. Она шла, как на великое преступление, и ненавидела себя. Что нужно было ей от Навагина: нежное обожание и ощущение своей женской привлекательности? Да, именно этого она желала. И продолжая любить Семёна Парилова, шла к нелюбимому Борису Навагину, надеясь обрести в нём опору, которой лишил её Семён, уйдя на войну. Как будто она не говорила ему на Осиновой горе: "Не оставляй меня одну. Я могу наделать глупостей".

  

На самой верхней ступеньке лестницы Надя присела, коротко и зло всплакнула. Ждала, что рассосётся в голове сладкий туман соблазна. Всё пройдёт, и она, поборов себя, останется чистой и честной перед Семёном.

Туман не исчезал. Тогда она встала и занемевшей рукой в перчатке дотронулась до белой кнопки звонка.

Дверь тотчас же открылась. На пороге стоял Навагин.