Провожал. Всю дорогу говорили. Томка собиралась замуж за гипроцветметовского главного конструктора Ерамакова. Эту фамилию я часто слышал от брата Александра. Шура восторгался талантом коренного москвича Ермакова. Рассказывал так:

- Раз иду я, Серёжа, с поезда, от Казанского вокзала. Окликает меня кто-то: "Лександр Иваныч! Лександр Иваныч! Басов!" Оглядываюсь - Ермаков зовёт. Собственная машина, шофёр, словом, нэпман. Нашёл, якобы, нашёл на свалке, отремонтировал. И не придерёшься: своими руками всё сделал. Надо же, при НЭПе жил и сейчас живёт, не тужит. А какой он ловкий конструктор! Производительность сумасшедшая: за два дня - лист узловых чертежей, вместо пяти дней по норме.

В провожаниях я разоткровенничался и поведал Томке все свои любовные истории детства и юности. Как в пять лет влюбился в Лизу Ляпину, девушку на выданье; в семь - в красавицу-хромоножку Шуру Гурылёву, свою одноклассницу; в двенадцать - в Катёшу Першину, выпускницу Палехской ШКМ. Смеялись.

- А про Настю сказать забыл, - напомнила мне Томка.

- Это так, не любовь совсем. В деревне к такому времяпровождению относятся просто. Настя - моя зимняя "матаня" - и всё.

Врал я, конечно, от острой ещё обиды на Настю. Будто это было вчера: врываюсь я на посиделки в Морыгино, а на лавке сидит Настя, и какой-то парень её обнимает.

- Она - пановская матаня, а я буду - малаховская…

Такой поворот событий был мне ни к чему, и я отрезал:

- Вот за что я не люблю городских девушек, так это за б…

Томка сорвалась с места. Поезд затормозил и остановился. Я вышел. Малаховка. Полно народу, Томки не видать.

В Болшево я вернулся только в полночь.

Главный механик завода Александр Иванович Моторин создавал при ремонтной службе конструкторское бюро. Оборудование цехов было изношено донельзя. Запчастей не было, чертежей на пришедшие в негодность детали тоже не было. Предстояла эскизировка целых узлов, создание чертежей, по которым можно было бы изготовить запчасти.

В конструкторском бюро у Моторина работал инженер-механик Илья Камушкин. Я познакомился с ним на философских диспутах в яблоневом саду. Он принадлежал к "идеалистам", сторонникам Владика Иваненка, и по складу души был поэтом-лириком. Страстный почитатель Сергея Есенина, он знал и часто вслух читал нам его стихи, а мою любимую поэму "Анна Снегина" знал наизусть от начала до конца и проникновенно декламировал её. Конечно, он мне импонировал и, должен признаться, Илья Камушкин немало поспособствовал моему творческому и инженерному становлению. Но особенно сблизила нас общая работа. Ему потребовался помощник в ранге чертёжника, и когда он заговорил об этом с Мариновым, тот предложил мою кандидатуру: он рад был избавиться от "ценного специалиста", как он последнее время меня именовал. Так я ушёл из проектного отдела на завод.