Собрались в Кураторской. Идея Варламовна Гушеванидзе сделала сообщение о том, как мы сработали за этот месяц. Ничего сработали - наверное, будет премия.
После ухода женщин - а их у нас большинство - остались мужчины, сбросились по пятёрке на подарки к 8-му Марта. Тарасов едет в Мурманск, привезёт цветы, безделушки, возможно, и духи.
Уж надо бы и расходиться, но вывел меня из равновесия лентяй Слепченко. Говорю ему:
- Надо ехать в командировку.
- Не могу, - отвечает, - у меня понос.
Говорю: сделайте - то, сделайте - это. В ответ слышу:
- Я не могу разорваться.
И целый день этот бездельник точит лясы по телефону.
Предупредил его, дал 10 дней, чтобы выправить положение. Иначе - распрощаемся./div>
Говорит: "Тогда буду жаловаться директору комбината".
Вечером я в столовую не пошёл.
Воспоминания. 5 марта 1968 года, вторник
Ветрит, пуржит, метёт, как в природе, так и в душе. Жду весточки от Яны. Каждый день хожу на почту. Листаются письма до востребования на букву "Б".
- Вам ничего нет.
Паспорт в карман, запахиваюсь поплотнее, поднимаю воротник - и в снеговорот, в ветер, в пустоту.
Шепеленко срочно заболел, Щупа-Дуброва, спокойный и ленивый, гоношится, что-то пишет, куда-то звонит. И в разгар любого дела готов подбросить собеседнику парочку самых свежих анекдотов.
Может, бросить всё это: выслушивание нотаций от Гамберга, ссоры с недисциплинированными лентяями и махнуть вместе с Яной куда глаза глядят? Прямо сейчас, когда не так оголены корешки моей семейной жизни, бросить всё?
Ничего не хочу знать, ничего не желаю - в душе сплошное волнение. К тому же два дня сижу голодный. В столовую не хожу. Раз в день - чёрный хлеб и вода. Осталось восемь копеек. Занять - стыдно.
Так плохо я ещё никогда не жил, разве что в плену. А в каком плену я сейчас: в плену у Севера? Нет, он меня не пленил, и думаю, что и не пленит.
Про мой плен ты не знаешь, Яна. Я у тебя в плену. Не хотел вынимать из папки твоё фото, но не утерпел. Поставил его перед собой, смотрю на тебя, разговариваю.
Мы снова вместе. Ты - неподвижная, со взглядом, устремлённым мимо. Я - за столиком, под настольной лампой. Ты молчишь, я тоже молчу. Говорит моё перо. Как же нам быть, любимая? Почему молчишь там, в далёком Подленинградье? Поверила, что мы с тобой расстались навсегда? Так? Потеряла надежду выйти за меня замуж и потому забыла? Да? Если так, и ты меня не любила, пострадает только один из нас - тот, что сидит под абажуром. Если нет, то как понять твоё молчание?
 |
123 |
 |
