Не так-то просто выйти из ночной Полтавы. На каждой улице окраины КПП: требуют пропуска.

- У тебя документы в норме? - поинтересовался я. - Запасся - нет?

- Этого добра хватает, - впервые за всю дорогу рассмеялся Павел. - А ты почему спросил? Думаешь: как будем выбираться?

- Хотя бы. Я и не думал, что так караулят город.

- Да всё продумано, не впервые идём. Я - полицай, веду арестованного в полицию.

- И сдаю его… в засаде, - с лагерной весёлостью добавил я.

- Всё не веришь, - упрекнул Павел.

- Если бы не верил, не пошёл бы. Объясни, что нужно делать?

- Как сказал: пойдёшь под видом арестованного - так быстрее дойдём. А завернут - поползём по-пластунски в обход. Надеюсь, тебе не привыкать.

- Хорошо, иду "арестованным", - согласился я, хотя такой способ мне не понравился. Уж очень он был похож на диканьский вариант.

 

Идём серединой улицы: Павел с повязкой и в пилотке - при всех полицейских атрибутах, я - поймано ссутулившийся человек с руками за спиной.

- Стой! Кто идёт? - слышится окрик.

- Свои, - отзывается Павел.

- Пропуск!

- Подойдём ближе - покажу, - Павел изображает полицая довольно правдоподобно. Двое охранников в штатском проверяют пропуск.

- Смотри, убежит! - говорит один из охранников. - Можем помочь довести.

- Справлюсь. Не впервые, - отвечает Павел, и мы проходим.

 

Кто ты, Павел? Если провокатор, то почему ты не сдал меня на КПП. Имелась полная возможность. А, может, ты действительно правильный парень. Никак не могу забыть Диканьское дело. Я бы тебе больше доверял, если бы ты сразу признался, что дядя Ваня - твой родной брат. А, может, ты и не состоишь с ним ни в каком родстве? Право, мне так хочется верить тебе, Павел, но до конца довериться не могу.

Как понять, куда приведёт та дорога, на которую мы вышли? Может, в лес, на партизанскую стоянку, к землянкам под дёрном, а может, и в саму мать сыру землю? Всё может статься.

 

Сначала дорога шла через Шведские могилы. Мне они были знакомы. Потом вышли в поле, в какие-то левады, а затем - в тростниковые плавни. Сухостойный тростник шумлив: как бы ни были осторожны твои движения, слышно далеко. Трудно прокладывать дорогу в тростниковой чаще: ноги вязнут в иле, одежда прилипает к телу, руками разгребаешь тростник - словно плывёшь. Поэтому мы с Павлом часто меняемся: то он впереди, то я.

И опять меня терзают сомнения. Всё кажется, что Павел чаще и дольше старается быть у меня за спиной. И, очутившись сзади, смотрит, прищурясь, словно решает что-то для себя важное. Когда это становится совсем невыносимым, я говорю Павлу:

- Смени. Устал, - и пропускаю его вперёд.