Мне надлежало явиться в штаб Армии. Там находился Автобронетанковый отдел. Примерно сказали, куда идти и как найти. Штаб располагался здесь же, в городе.

Идти ночью по незнакомому, да ещё и разрушенному, городу без острой необходимости и при здравом уме, не следовало бы. Но я был возбуждён разговором с Вольновым, и моё чувство опасности было выключено. И только один, второй, третий снаряды, разорвавшиеся неподалёку, привели меня в чувство.

Забрёл я в развалины домов и, уставший, прилёг, было, на травянистом бугре. Тут же, рядом, паслась коза. Курю осторожненько в рукав. Из-за угла разрушенного дома вывернулись двое матросов и - ко мне:

- Встать! Пароль? Документы!

Показал документы.

- Что Вы тут делаете, младший политрук?

- Ищу штаб Армии.

- Никаких тут штабов нет. Пройдёмте!

- Ведите меня к начальнику караула.

- Сами знаем, куда вести.

Моряки эти были из охраны Штаба. Главстаршина, начальник охраны, позвонил кому-то по полевому телефону, сообщил про меня.

По замаскированным траншеям и ходам меня привели … к знакомому травянистому бугру. Дверь с машинным гудением раздвинулась.

Снова - часовые. Снова - проверка документов. И вот я - в подземелье.

- Вам к кому?

- В отдел кадров.

- Третья дверь направо.

Узенький коридор, двое расходятся с трудом. В стенах - раздвижные двери, будто у кают в корабле. Металл и полусвет. Гул вентиляторов, нагнетающих воздух. Полная изоляция: снаружи ни звука не доходит. Полное отрешение от войны и … полная же безопасность.

Щеголеватый майор-кадровик, маленький и аккуратненький, своё дело делает быстро и машинально. Пододвигает мне какие-то анкеты. Боже мой! И здесь, в пекле войны, не устают они нас пытать вопросами: кто вы, что вы, кто ваши родители, деды и прадеды, не имели ли взысканий, не были ли за границей. Наконец, с бумажными делами покончено, кадровик отпускает меня. И я оформляю у финансиста денежный аттестат на жену и сына - семьсот рублей в месяц. Дойдёт ли он до Кыштыма?