1956 год. 3-й класс. Начались смотры художественной самодеятельности. В моей жизни появились любимые фильмы. Долгожданный приём в пионеры. И папина война, которая снилась ему. Игры и забавы, конечно же, во дворе или на улице.
В 1957 году. Мы живём в Кировграде, я учусь в 4-м классе, учусь отлично, по-прежнему дерусь в ответ на дразнилки. выясняется, что Четвёртый завод спускаетс в речку Калатинку ядовитые ртутные отходы, и канава. по которой они текут пересекает нашу Октябрьскую улицу. Папа устанавливает брусья во дворе, и теперь есть где повисеть вниз головой и сделать 'лягушку'. Книги по-прежнему играют значительную роль в моей жизни;
1957 год. По-прежнему Кировград. Но с начала пятого класса начинается иная жизнь, жизнь подростка, полная противостоянию и товарищам по учёбе и, что особенно горько, семье. Одиночество в мире, с которым трудно смириться и которому невозможно подчиняться. Новые ощущения, половодье чувств. Начало жизни сердца
1958 год. Кировград. Пятый класс. Деятельное взаимодействие с миром и всё более глубокое погружение в свой внутренний мир. Книги и кино - вот основные инструменты познания и понимания жизни; Конфликты с одноклассниками; Любовь, занимающая всё больше места в голове и сердце;
1958-59 годы. Кировград. Шестой класс. Продолжается этап становление личности и взросление. Появляется склонность к литературной фантастике. Поэзия занимает всё большее место в голове и сердце. И по-прежнему, каждая, даже сама краткая встреча с ним, - событие неимоверной важности.
1959-60 год. Кировград. Седьмой класс. Взросление и сильная эмоциональность - жизнь сердца, где-то открытая, где-то прячущаяся в глубине души. Казалось, что продолжается время становления, но мысли, поступки и речи обретали всё большую глубину. Жизнь была сверх меры заполнена любовью, и всякое действие, всякое событие виделось сквозь призму любви;
1960-61 год. Кировград. Восьмой класс. Ранняя юность. У меня выковывается характер гордый и независимый. Нежелание подчиняться никому и ни в чём и, в то же время, стремление к лидерству во всём: в учёбе, в спорте, в межличностных отношениях с девочками в классе. Но в то же время сдержанность и осторожность в отношениях с Володей, сильное чувство к нему спрятано глубоко-глубоко;
1962 год. Качканар. Всесоюзная комсомольская стройка; Девятый класс. Ранняя юность. Живу под маской безудержного веселья и флирта. Нахожусь в центре внимания и даже принимаю участие в ВИА 'Девятый-бэ'; Пускаюсь во все тяжкие; Совершенно не нравлюсь себе. И школа не нравится. Учёба даётся слишком легко. Прошу родителей, чтобы отпустили меня в Кировград, доучиваться там в 10-м классе.
1962-63 годы. Кировград. Последний год в школе. 10-й класс; Тяжёлая жизнь. Начинаются размышления о жизненном задании человека; Зубрёжка отчасти помогает пережить то, что я вижу его с другой, и у них серьёзные отношения. Помогает волейбол и лыжный поход и разные поездки. Но всё равно я не снимаю маску, потому что сейчас НАДО быть гордой. А потом я уеду и больше никогда его не увижу.
Как я уже говорила, читала я всё, что попадало под руку: все патриотические детские книги типа "Васёк Трубачёв и его товарищи", "Володя Дубинин", "Бронзовая птица"; непатриотические детские книжки: "Чипполлино", "Буратино", "Три толстяка" - неплохая, кстати, вещь, "Старик Хоттабыч"; "Незнайка и его друзья" - были прочитаны в четвёртом-пятом классах.
Теперь наступил черёд фантастики и романов о любви, о чём я уже писала. Кстати мне очень не понравился Герберт Уэллс. Жюля Верна я тоже не оценила. Даниэль Дефо со своим Робинзоном был прочитан безо всякого энтузиазма. В советском издании "Путешествие Гулливера" представляло собой избранные главы, касающиеся приключений Гулливера в стране великанов и в стране лилипутов. Позднее я узнала, что, оказывается, этот роман был полон острой сатиры на существующий порядок. Естественно, я этого тогда не поняла. Хорошо запомнилась только война "остроконечников" против "тупоконечников". Предметом спора был вопрос: с какого конца нужно разбивать яйца: с острого или тупого.
На фоне этих дурацких книг резко выделялась обнаруженная мною в папиной библиотеке книга стихов Багрицкого. "Смерть пионерки" и "Дума про Опанаса" произвели на меня страшное впечатление.
Багрицкого мы в школе не изучали, так что для меня это был совсем незнакомый поэт. Его поэзия была невыносима, рваный её ритм подчеркивал нечеловеческую логику борьбы "нового мира" со старым. Весь этот новый мир бился за нового человека, против Бога, против старых предрассудков.
Пионерка Валентина умирает, мать её просит надеть крестильный крестик, но Валентина не склонит головы перед Богом, не наденет крест. С ней рядом мчится красная конница, и пионеры страны Советов выходят приветствовать её.
Ужас ужасный, конечно. Но были там и очень красивые строки, которые мне нравились:
А в высоких окнах
Движется гроза.
Открывает Валя
Смутные глаза.
От морей ревучих
Пасмурной страны
Наплывают тучи,
Ливнями полны.
Наверное, эти строки легли мне на душу из-за замечательного описания грозы. Я люблю грозы, и вот так, в нескольких словах, описать массы туч, движущихся с запада, это дорогого стоит.
