1956 год. 3-й класс. Начались смотры художественной самодеятельности. В моей жизни появились любимые фильмы. Долгожданный приём в пионеры. И папина война, которая снилась ему. Игры и забавы, конечно же, во дворе или на улице.
В 1957 году. Мы живём в Кировграде, я учусь в 4-м классе, учусь отлично, по-прежнему дерусь в ответ на дразнилки. выясняется, что Четвёртый завод спускаетс в речку Калатинку ядовитые ртутные отходы, и канава. по которой они текут пересекает нашу Октябрьскую улицу. Папа устанавливает брусья во дворе, и теперь есть где повисеть вниз головой и сделать 'лягушку'. Книги по-прежнему играют значительную роль в моей жизни;
1957 год. По-прежнему Кировград. Но с начала пятого класса начинается иная жизнь, жизнь подростка, полная противостоянию и товарищам по учёбе и, что особенно горько, семье. Одиночество в мире, с которым трудно смириться и которому невозможно подчиняться. Новые ощущения, половодье чувств. Начало жизни сердца
1958 год. Кировград. Пятый класс. Деятельное взаимодействие с миром и всё более глубокое погружение в свой внутренний мир. Книги и кино - вот основные инструменты познания и понимания жизни; Конфликты с одноклассниками; Любовь, занимающая всё больше места в голове и сердце;
1958-59 годы. Кировград. Шестой класс. Продолжается этап становление личности и взросление. Появляется склонность к литературной фантастике. Поэзия занимает всё большее место в голове и сердце. И по-прежнему, каждая, даже сама краткая встреча с ним, - событие неимоверной важности.
1959-60 год. Кировград. Седьмой класс. Взросление и сильная эмоциональность - жизнь сердца, где-то открытая, где-то прячущаяся в глубине души. Казалось, что продолжается время становления, но мысли, поступки и речи обретали всё большую глубину. Жизнь была сверх меры заполнена любовью, и всякое действие, всякое событие виделось сквозь призму любви;
1960-61 год. Кировград. Восьмой класс. Ранняя юность. У меня выковывается характер гордый и независимый. Нежелание подчиняться никому и ни в чём и, в то же время, стремление к лидерству во всём: в учёбе, в спорте, в межличностных отношениях с девочками в классе. Но в то же время сдержанность и осторожность в отношениях с Володей, сильное чувство к нему спрятано глубоко-глубоко;
1962 год. Качканар. Всесоюзная комсомольская стройка; Девятый класс. Ранняя юность. Живу под маской безудержного веселья и флирта. Нахожусь в центре внимания и даже принимаю участие в ВИА 'Девятый-бэ'; Пускаюсь во все тяжкие; Совершенно не нравлюсь себе. И школа не нравится. Учёба даётся слишком легко. Прошу родителей, чтобы отпустили меня в Кировград, доучиваться там в 10-м классе.
1962-63 годы. Кировград. Последний год в школе. 10-й класс; Тяжёлая жизнь. Начинаются размышления о жизненном задании человека; Зубрёжка отчасти помогает пережить то, что я вижу его с другой, и у них серьёзные отношения. Помогает волейбол и лыжный поход и разные поездки. Но всё равно я не снимаю маску, потому что сейчас НАДО быть гордой. А потом я уеду и больше никогда его не увижу.
В пору моего детства зимы на Урале были холодными и снежными. Снега наносило столько, что на расчистку крыльца и дорожки до ворот приходилось тратить не меньше часа. Но всё это делалось уже после обеда, а с утра в полной темноте мы шли в школу, увязая в сугробах. Однако нет худа без добра. Убранный с дорожек снег сгребали к сараям, там образовывались высоченные сугробы. И в 4-м, да и в 5-м классе, любимой нашей забавой было катание с крыши коммунального сарая в снег. Забирались мы на край крыши по тем же отвердевшим сугробам, потом карабкались вверх, цепляясь за поперечные планки, удерживающие толь. Добравшись до конька, садились на попу и со свистом мчались вниз. Чем более оледеневшими были штаны, тем быстрее скользилось.
И мальчишки, и девчонки одевались тогда одинаково. Штаны мы никогда не заправляли в валенки, потому что тогда в них набивался снег. Штанины поверх валенок держались резинками, продёрнутыми по низам. Пальто или шубу для таких забав было жалко, а вот телогрейка (ватник) - в самый раз. Чтобы под ватник не поддувало, подпоясывались ремешком.
Так это было здорово, что часто мне снилось, как я скольжу вниз с крыши. В одном из этих снов я, добравшись до края крыши, пытаюсь втащить за руку на неё Славку Карачунского, а Юрка Василенко в это время скатывается по той же дорожке, на которой мы возимся, и кричит: "С дороги!" Бам-с! Кучей мы все падаем вниз на сугроб.
Припоминается и ещё одна забава, связанная с крышами. Сараи-дровяники, которые отделяли двор от улицы, были довольно высокими, односкатными. Скат был на улицу, а во двор выходила верхняя часть крыши примерно на уровне 2-го - 3-го этажа. Во дворе у сарая всегда наваливали здоровенный сугроб. Мальчишки прыгали с крыши в этот сугроб. А вот девчонки не решались, но на крышу сарая залезали и на краю стояли. Мальчишки нас дразнили. Особенно старался Славка Карачунский, он стоял рядом и "подначивал" меня: "Куда тебе! Трусиха, трусиха! Не прыгнешь, побоишься!" Ну и у меня взыграло ретивое. Как это меня обзывают трусихой?! Да я! Да я самая смелая, да я такая, как мой папа!
- А вот и прыгну!
И прыгнула. Летела я, закрыв глаза, ощущения были похожи на те, которые позже испытала я на американских горках. Почти полное отсутствие сознания, что ты здесь. Где я находилась во время прыжка, одному Богу известно. Ну, приземлилась удачно, в самую середину сугроба. Думаю, что именно после этого прыжка Славка стал относиться ко мне по-другому, с интересом и уважением, что ли.
В феврале, когда в России наступает весна света - так определил эту пору Михаил Пришвин - солнце светит особенно ярко, по краям крыш образуются сосульки и тинькает капель. Именно в это время мы строили снежные пещеры. Солнечные лучи, проникая сквозь нетолстую снежную крышу, окрашивали внутренность такого домика в розово-голубые тона. Я могла сидеть там долго-долго, просто глядя на этот дивный свет и ни о чём не думая, наслаждаться покоем.
