Мы поселились на время у отца и мамы, в их маленьком домике на улице 6-й Пушкинской.

Ганна прислала мне телеграмму, она спрашивала, счастлив ли я. Я ответил, что безмерно счастлив.

 

На какое-то время раны, рухнувшая семья и многое другое выбили меня из колеи нормальной жизни. Конструктор без правой руки - какой работник? Пойти в сторожа не позволяло самолюбие. Инженером - диплома нет.

Я жил-прозябал с семьей в отцовском домике, а потом, видя нерасположенность отца и матери к моей жене, "изменщице", мы ушли на квартиру, в дом неподалеку.

Мне надо было решить для себя главный вопрос.

Кто я теперь, инвалид войны, бывший конструктор, бывший политрук, бывший партизан-подпольщик, бывший "бандит Басов"? Осталось ли мне только - носом в бутылку, рот набок - потрясать обрубком правой руки и кричать, как безногий инвалид на углу Калужской в Москве, всемирное обвинение здоровым.

Мне всегда ставилась в вину моя самоуверенность. Я был до того уверен в себе, что, бывало, вызывался на выполнение труднейших заданий, как по конструированию машин, так и на войне. И если я себе говорил "могу", то вырастали крылья, возрастали силы, появлялась раскованность.

Смогу ли я снова стать конструктором? И я отвечал себе, что я могу и должен. Вопросов "как?" или "что для этого нужно?" для меня не существовало. Раз я говорю "смогу", то остальное приложится, придёт само собой.

Да, от меня потребуется невероятная изворотливость, предприимчивость и бог знает что ещё. Но это уже не главное.

К чёрту лысому инвалидность! Из каких только безвыходных положений я ни выходил на фронте. Все гражданские трудности для меня - раз чихнуть!

Сейчас решив, что смогу вернуться в конструктора, я был преисполнен уверенности. Прочь хандра! Гамлетовский вопрос "быть или не быть?" я решил так: БЫТЬ!

Так, подбадривая самого себя, я всё более и более набирался решительности. И, набравшись уверенности, приступал к делу разведкой, делая это - сам того не понимая - по аналогии с действиями на войне.

Мама только сочувственно качала головой, а отец не выдержал:

- На работу, оно, конечно, понимаете ли, надо устраиваться… Да сможешь ли ты?

 

Я пошёл в город, надев протез. Особой системой ремней я довёл протез до того, что мог им размахивать, как живой рукой, только чёрная перчатка на несуществующей руке и выдавала, что с рукой что-то не так.

На ткацкие и прядильные фабрики я не пошёл. Имелся в Шуе механический заводик, куда я и направился.

В воротах завода имени Фрунзе стоял вахтёр с дробовиком. Я махнул было мимо него.

- Пропуск надо взять, товарищ военный, - сказал старик-вахтёр. - Вон бюро пропусков. Вы к кому? К директору?

- Лучше бы к главному инженеру, - говорю я и чувствую, как давит культю протез и хочется… вернуться домой. Но не возвращаться же ни с чем. - Как он, главный, мужик ничего? Хочу попроситься на работу. Три месяца прокантовался после госпиталя. Хватит.

- Просись, может, примут, - говорит вахтёр и смотрит на мою подозрительно прямую и неподвижную правую руку. - В вахтёры примут за милую душу.

- А в инженеры, думаешь, не примут, отец? - улыбаюсь, подбадривая себя. - Вижу, разглядел мою казённую руку?