В январе завод работал хуже, чем в декабре.

Выплавка меди, конечного продукта завода, являлась главным её показателем. Начинался технологический цикл получения меди с переработки руды на обогатительной фабрике. А фабрика не справлялась с планом. Плохо работала дробилка: "страдала от зубной боли", если поступала в переработку крепкая, как сталь, золотисто-кремовая руда "джезказган". Приходилось то и дело менять футеровку на дробящих телах. Ещё хуже, когда весь её "рот" - как хлебным мякишем непропечённого чёрного хлеба - забивало липкой глинистой местной рудой "ольховкой". Дробилка тогда беззубо "шамкала", будучи не в силах прожевать это рудное крошево.

 

Мне нужно было изучить "узкие места" заводского цикла от поступления руды до разлива готовой меди. И я "шастал" по заводу, залезая во все уголки. При мне был неизменный блокнот, куда я записывал всё, делал эскизы. Одной рукой и писать, и держать блокнот было невозможно. Прижимать его мёртвым протезом тоже не получалось: блокнот выскальзывал и падал. Не сразу я догадался вставлять блокнот между пальцами протеза, так он лучше держался.

Чаще всего я ходил к дробилке, в Подземную галерею, располагавшуюся под бункерным залом, сидел рядом с шуровщиками, наблюдал.

- Ребята, а зачем вам такие длинные шуровки? - спрашивал я, заглядывая внутрь огромного - высотой с пятиэтажный дом - Первичного бункера.

- Руда налипает на стенки, смерзается… Как ещё её удалять? - отвечали мне.

- А что если для обогрева бункера поставить трубы, защитить их от камней рельсами? Тогда комья перестанут примерзать, заскользят. И шуровать не придётся, - предлагал я.

- Пробовали, не прогревает. Да потом и шуровать нельзя.

- А что это у вашего питателя резиновая лента - рваньё одно? Тут надо "ложное днище".

- Какое ещё "ложное днище"? - с нескрываемым недоверием говорили рабочие. - Ты откуда? Из конструкторов?

Я мелом на полу нарисовал под бункером металлическую гусеницу, как у танка, только шире.

- Танк хочешь поставить? - смеялись рабочие.

- Не весь танк, одну только гусеницу, - объяснял я. - Смотрите… Пришли гондолы с рудой. Бух! Опрокид сработал. Рудные камни - куда? На стальную гусеницу, она - как ложное днище, никаких резиновых лент не надо. Только рассчитать надо: потянет ли мотор?

- А ведь верно, - соглашаются рабочие. - Резиновые "Роббинсы" - на свалку, а сюда поставить гусеницу. Ты, паря, башка! - хвалили они меня.

 

В Главном корпусе, наблюдая вращающиеся барабанные стержневые и шаровые мельницы, я тоже видел недостатки, к которым все, видимо, пригляделись.

- Почему кожухами не закроете? - спрашивал я у механика передела Пыхова. - Меньше бы износ был, долговечность увеличилась. А так получается - насухую - пыли полно. А закрыть бы да сделать масляный поддон, как у трактора и - за милую душу - несколько лет можно работать без перенарезки шестерён.

- Металла надо много, а у нас его нет, - отвечал механик.

- Металла у вас сколько угодно. Я видел на открытом складе металлолома старые сушильные барабаны. Из них, да из бутар можно нарезать автогеном - такие ещё кожуха выйдут!

- Может, и выйдут, да Кашпур, наш старший механик, не разрешит.

- А мы его и спрашивать не будем. Сделаем чертежи, укажем, где взять металл, дадим раскрой - будь здоров! - говорю я, заинтересовывая.

- Я вас помню по активу, - говорит Пыхов и ведёт меня по своим самым "узким" местам.

 

Я каждый день бывал в цехах, разговаривал с рабочими. Если в первый день я просто знакомился с заводом, то теперь изучал досконально и целенаправленно. Мой блокнот пополнялся новыми и новыми набросками.