5. В Москву
И снова эшелон, вагон и здоровые люди, радующиеся окончанию войны. Надо было решать, куда ехать, кем быть дальше. Мне казалось, что поезд идёт слишком быстро, и мне не хватит времени, чтобы за оставшийся путь решить, нащупать под ногой спасительную опору, которая непременно есть. Я это твёрдо знал.
Я стоял у окна в накинутом на плечи распахнутом кителе, пристально всматриваясь в туманную даль.
За окном засевал землю нудный, слякотный дождь. Мне казалось, что истерзанная снарядами и бомбами земля тихо плакала: в воронках-глазницах стояли слёзы.
Берега реки темнели скелетами сожжённых танков, лафетами разбитых орудий, пятнились маленькими безымянными бугорками могилок. Неподалёку от железнодорожного полотна стоял наш краснозвёздный танк. Под ним истлевала ржавью вдавленная в землю вражеская пушка. Танк высоко, словно от боли, задрал правую - раздробленную насмерть - гусеницу и, пробитый в нескольких местах по бортам, хватал воздух раскрытым люком башни.
Поезд, набирая скорость, заторопился на север. Картины войны и запустения сменялись картинами пускающей ростки мирной жизни. Мелькали переезды в белых бусах выложенных камешками, серые деревни.
Чем ближе подъезжали к Москве, тем шумнее становилось в вагонах. Будто солдаты только сейчас поверили, что их везут не на фронт, а домой. Вспыхивали песни, пляски. Из вагона в вагон переливалось, как по команде, веселье.
В соседнем купе младший лейтенант с перевязанной головой хватал за сердце песней. Голос его, чистый и нежный тенор, слова незнакомой песни, такой окопно-фронтовой, заставил всех замереть, слушая. Любовь к Москве сливалась в песне с любовью к девушке. Кровоточащее расставание. Младший лейтенант пел, захлёбываясь. Он делал паузы, разрывая строки, переходил на шёпот.
Оставил мать, отца, подружку дорогую.
Оставил, чтобы защитить свой край родной.
Куда я мчусь? И где же вы?
И лишь окраины Москвы
Мелькнули огоньком в последний раз.
И слова, и мотив были мне незнакомы. На 2-м Украинском таких песен не пели.
Припев неожиданно подхватил старший лейтенант с загипсованной ногой. Опираясь руками о костыли, повиснув на них, он запел ровным густо-медвяным баритоном.
Прощай, Москва! Увижу ль вновь тебя, любимая?
Стучат колёса, и качается вагон…
И будто крылом взмахнула раненая птица, пытающаяся взмыть в поднебесье - окончание припева:
Приказ был ясен: явиться в час назначенный.
И вот на Запад мчится эшелон.
"Боже мой!" - только и смог я вымолвить про себя.
Пауза. Вздох. И новая шепчущая, хватающая за сердце раздумчивость песенных слов:
Быть может, вспомнишь обо мне, моя любимая…
Заполнят слёзы милые глаза.
И где же ты, моя родная?
И любовь наша младая?
Твои ласки не забуду никогда.
 |
22 |
 |
